Плевки России в столицы держав усиливают головную боль на международной арене

Слова о том, что Россия никогда более не будет чудовищем, заставляющим трепетать всех соседей, пятнадцать лет назад произнесенные российским президентом Борисом Ельциным, сегодня представляются прекрасным сном.

В них прозвучала надежда, что в этом государстве наконец-то появляются люди, способные мыслить иначе, рождаются политики, способные открыть для мира дверь в более мирное будущее. Но эта дверь вновь была захлопнута и, похоже, что весьма надолго.

Именно поэтому "сожаление" об агрессии, несколько десятилетий назад обрушенной на ряд стран Центральной Европы, столь обтекаемо произнесенное российским президентом в Будапеште и Праге, вызвало немалый переполох не только в странах нашего региона, но и во всем мире. Похоже, что с течением времени этот переполох будет лишь увеличиваться.

Стремление России быть самостоятельным и активным игроком в международной политике - само по себе обоснованное и правомочное - становится усиливающейся головной болью не только для соседних малых государств, но и для столиц многих великих держав. Такие новые факты, как плевок в лицо Польши, который Россия совершила, фактически отказавшись признать преступлением массовое убийство поляков в Катыни, эту головную боль будут лишь усиливать. Вряд ли возможно еще более очевидное оправдание и легитимация советского государства и преступлений его режима.

Перед лицом таких тенденций не остается ничего другого, кроме как признать, что усилия России направленные на обретение большей самостоятельности на международной арене, означают, к сожалению, лишь агрессивную имперскую внешнюю политику, основанную на давлении и шантаже соседних стран. Поэтому все страны, включая Литву, оказываются перед лицом трудной дилеммы - как вести себя при ежедневном столкновении со все умножающимися проявлениями такой политики.

Выбирать особо не из чего. Можно подчиниться совету российского президента - не морочить себе голову из-за того, что случилось и "смотреть в будущее". Можно не сомневаться, что подобный совет поспешат поддержать многие "прагматичные" политики не только на Западе, но и во многих странах Центральной Европы, тащивших советское ярмо. Но такая установка вряд ли перспективна в долговременном плане. Уже сейчас перемены в российской внешней политике столь ярки и потенциально опасны, что становится все труднее избежать вопроса, не является ли "прагматичная" политика умиротворения этой страны подлинной причиной нынешней встревоженности и растерянности других государств. В конце концов, если не будут досконально проанализированы причины, приведшие к возрождению агрессивного российского милитаризма, и сделаны соответствующие выводы, то подобный "прагматизм" может для этих государств закончиться вынужденной и дорогостоящей гонкой вооружений.

С перспективы времени все отчетливее видно, что величайшим пороком большой западной политики по отношению к России был и остается узкий прагматизм, чисто технический и инструментарный взгляд на проблемы развития этой страны. Хотя сказано множество слов о необходимости демократизировать эту огромную страну, но мало кто задумывался над такой, казалось бы, самоочевидной проблемой: а способно ли самостоятельно дозреть до демократии общество, насквозь пропитанное духом шовинизма и милитаризма?

Выбранная западными политическими кругами стратегия "приручения" России к демократии обусловила ошибки, которые на данный момент являются уже трудноисправимыми. В международном масштабе так и не были подняты два фундаментальных вопроса - осуждения преступлений коммунизма и вины русских. Если попытки поднимать и обсуждать первого из них хотя бы предпринимаются, то о втором никто не смеет даже заикнуться. Под предлогом лживой политкорректности повсеместно предпринимаются попытки избежать этого вопроса, и он превращается в табу. Литва здесь не исключение.

Хотя должно быть ясно, что именно мы подразумеваем, но для страховки необходимо отметить, что речь идет не о юридической, а о моральной ответственности русского народа за темные страницы своей истории. Здесь было бы уместно привести в качестве примера чувство вины, характерное для немцев. Именно признание такой вины и принятие на себя ответственности, позволили немецкому народу распрямиться. Подобный шаг и ломка исторического самосознания позволили бы русским нормализовать отношения с соседями и со всем миром, и поэтому это было бы выгодно, прежде всего, им самим.

Пока такая ломка не произошла, в обществе этой страны и далее будут преобладать давно сформированные исторические образы и штампы. Спекулируя на никем не оспариваемых страданиях и потерях самого русского народа, и далее будет беззастенчиво внедряться миф о безгрешной, ни в чем не повинной нации. А представители этого народа, включая даже просвещенную его часть, будут верить и громко провозглашать, что во всех их несчастиях повинны большевики, евреи, масоны, латыши - кто угодно, за исключением их самих. Результатом глубоко укоренившегося синдрома исторической жертвы является то, что на сегодняшний день лишь ничтожно малая часть русского общества способна честно взглянуть на прошлое своего народа и государства и признать, что несколько столетий безудержной экспансии на все четыре стороны света отнюдь не являются достойным отрезком их истории. Поэтому не достаточно констатировать, что общество с подобным самосознанием не способно дозреть ни до какой демократии и наладить отношения с соседями, основанные на уважении и доверии.

Неудавшиеся взращиватели демократии в России слишком долго не хотели видеть, что в хорошо подготовленную почву здесь падают зерна милитаризма и реваншизма. Побоявшись принципиально ставить вопрос о вине русских они доказали лишь то, что потакание - наихудшая политика из всех возможных.