Трахтенберг рассказал о Бачинском, попсе и похабщине

Как интеллигентный человек встречает у себя в квартире другого интеллигентного человека? Конечно же, в одних трусах. Передо мной почти что в чем мать родила сидит кандидат культурологических наук Роман Львович Трахтенберг и рассказывает.

Про Гену Бачинского, про русский мат, про "долбанный шоу-бизнес", ну и, само собой, про себя, любимого. Рядом шуршит домработница, тут же зашел в комнату его водитель - вот такие они, будни простого радиоведущего и шоумена.

"Гена был солнечный человек"

- Друзей много не бывает. Поэтому скажу так: Гену Бачинского я не могу назвать ни своим другом, ни товарищем. Но я знал его 10 лет. Помню, когда он и я еще жили в Питере, Гена пришел ко мне в клуб "Хали-гали" и написал про меня статью. Это был 1997 год. Потом они меня со Стиллавиным пригласили к себе на радио, и я их там наголову разбил.

Они накинулись, а я говорю Бачинскому: "Слушай, Ген, ты же умный парень, что ты с этим дебилом вместе работаешь? Он же крашеный". И они сразу заткнулись. То есть я взял их чистой психологией: Гену переманил на свою сторону, а Стиллавина нейтрализовал. Но если бы они двое на меня набросились, мне пришлось бы тяжко. Второй раз они пригласили меня к себе на программу уже в Москве, года полтора назад. Опять насели, а я попытался применить тот же приемчик. Но Бачинский тут же среагировал: "Второй раз это у тебя не пройдет". Гена - человек обучаемый.

Но бывают люди необучаемые. Я вспоминаю случай, как гримировался в комнате с одним мальчиком-конферансье. Он орал на костюмеров: "Во что вы меня одеваете? А вы кто такой? Я вас знать не знаю". То есть типа звезда. А потом он появляется на сцене: "Добрый вечер, дамы и господа". А зал орет: "Пошел на...!" Но Бачинский со Стиллавиным наигрались в эту похабщину с малолетками и вышли в последние полгода на серьезный уровень.

- Рома, уж тебе ли говорить про похабщину!

- Так похабщина бывает разная. Это же явление, жанр, и, как в любом жанре, здесь есть шедевры, а есть низкопробщина. Бывает похабщина высочайшего разлива, где нет ни одного слова матом, но вы это никогда не напечатаете. А есть похабщина а-ля "Комеди Клаб" или то, что делали Бачинский со Стиллавиным. У них ведь и джингл был такой: "Ты кто?" - "Я Бачинский". - "А ты кто?" - "Я Стиллавин". - "Ну что это за м...цкая фамилия".

Меня это не может не обижать, потому что Стиллавин по образованию филолог, а кому, как не филологу, не знать, что матерное слово нельзя использовать в эфире. Поэтому то, что делали Бачинский со Стиллавиным, мне органически не нравилось, и я им об этом говорил. И никому из моих знакомых не нравилось. Но в жизни Гена был совсем другим...

Он и пил очень мало. Как-то мы сидели на "Октобер-фесте" в Мюнхене, пили пиво. Он подошел и говорит: "Привет, подонки". Это сейчас мы все пишем друг другу: "падонки", "медвед". А тогда это прозвучало впервые и выглядело очень прогрессивно. Все на него тогда посмотрели: мол, ты в культурной компании, а такое говоришь. А он: "Да вы ничего не понимаете!" И потом все эту фразочку стали повторять...

- Это первое, что о нем вспоминается?

- Да нет... Гена всегда улыбался, здоровался. Есть люди, которым говоришь "привет", а они нос воротят. Он таким не был. Гена был солнечный человек. Никто не ожидал, что на его панихиде будет столько народу. За два часа прошло несколько тысяч, цветы раскупили на всем Арбате. Я понял, что такое народная любовь. Он был очень хороший человек, и теперь непонятно, что будет со Стиллавиным, ведь они представляли собой единое целое. Но я Гене завидую, он уже всё совершил и ушел наверх. Ему уже ничего не надо, а мы здесь все копошимся. Ему не нужно теперь думать, как прокормить семью. Самое страшное уже произошло, а ведь могло быть и хуже: он мог стать навсегда инвалидом. Но я бы не хотел, чтобы такая тоска была на моих похоронах. У меня был педагог, игравший еще в труппе Бертольда Брехта. Перед смертью он просил, чтобы на его похоронах устроили дискотеку и рассказывали анекдоты. Мы так и сделали. Я мечтаю, чтобы у меня было точно так же...

Когда мне сообщили, что Гена разбился насмерть, я подумал, что это розыгрыш. Кстати, многих людей, которые были ему близки, на панихиде я не увидел.

Только вот когда говорят: "Российское искусство понесло тяжелую утрату, ушли из жизни Александр Абдулов, Геннадий Бачинский..." При всем моем уважении к Гене их нельзя сравнивать, это разный уровень. Я ни в коем случае не принижаю Бачинского. И я, наверное, хуже, чем он, - ко мне столько народу не придет.

"Стараюсь поднять зрителя до своего уровня"

- Тебе часто приходилось хоронить ровесников?

- Слава богу, не часто. В институте у нас была девочка, нормальная, и вдруг решила похудеть. Глотала какие-то таблетки, а через какое-то время организм вообще перестал принимать пищу. Когда спохватились, положили ее в клинику, но оказалось уже поздно. Когда она умерла, то весила 30 килограммов. Было ей 25 лет. Хоронил я и еще одну девочку. У нее был нейродермит. Она приняла лекарство, ей стало плохо, вызвала "скорую" и отключилась. "Скорая" приехала, и ей вкололи то же самое лекарство. Она умерла, ей было 30. Мы с ней вместе проучились 5 лет, несколько раз были близки, и вообще она была моей подругой. Не плохо, когда уходят, плохо, когда забывают. Вот был композитор Сергей Курехин, теперь его забыли. А раньше на каждом углу кричали: гений, гений.

- Ты сказал, что Гена в эфире придуривался, а в жизни был очень разумным человеком, поэтому надо отделять одно от другого. Ну а ты придуриваешься и на работе, и в жизни?

- На меня это не распространяется. Существуют два пути взаимоотношения со зрителями. Первый - опускаться до его уровня. Что неправильно.

- А ты что делаешь?

- Стараюсь поднять зрителя до своего уровня. Есть такой анекдот, один из моих любимых: "И вопрошал он их, что, говорите вы, есть я? И ответствовали они: ты эсхатологическая манифестация, данная в контексте нашего бытия. И вопрошал он: что, бля?" То есть нужно говорить понятным народу языком и не стараться быть умнее, чем ты есть. А каждый человек, глядя на тебя, слушая тебя, будет делать свои выводы. Никто никогда не докажет, что я занимаюсь похабщиной. Когда Папанов в "Берегись автомобиля" говорит Миронову: "Тебя посодют, а ты не воруй", конечно, правильно говорить "посадят", но эта фраза уже стала цитатой, и если кто-то станет ее поправлять, просто дураком будет. Если человек не знает, что это цитата, то он необразован, а не я. У меня фольклорное кабаре, которым я занимаюсь уже 20 лет. Я кандидат культурологических наук. Когда я об этом говорю, все почему-то улыбаются. Но у меня есть диплом, я его могу предъявить. А когда я говорю, что я инструктор по дайвингу, все просто закатываются. Когда я говорю, что я мастер спорта по водно-моторным видам спорта, все просто ухохатываются. А у меня и здесь есть дипломы.

- Ну дипломы можно и в метро купить.

- Да у меня сертификат, а вот там, в шкафу, костюмное снаряжение. Другое дело, что я уже три года не погружался.

- У тебя была диссертация по русскому мату?

- Да, и это же чистый фольклор. Я занимаюсь ненормативной лексикой, а не нецензурной бранью. Нецензурная брань направлена на то, чтобы оскорбить человека, а ненормативная лексика - часть культуры и произведение искусства. Достоевский вспоминал, что, когда путешествовал по России, услышал разговор двух мужиков. Мужики при помощи короткого слова из трех букв обозначили 44 понятия. Я сидел, думал, меня хватило на 16. А вот люди неграмотные, без образования, которые ни писать, ни читать не умеют, знают в три раза больше. Вот это ум!

"Тавай рассказывай твою анекдоту"

- Но ты еще и раздевался публично.

- Нет, я голышом только фотографировался. Я и в порнухе снимался. Но я человек адекватный и понимаю, чем это может обернуться. Я же не Лена Беркова! Да, я снялся в порнофильме под названием "Лука Мудищев", но там просто сидел в костюме с бантом. На мне был бархатный сюртук, камзол, я читал текст от автора и в сценах сексуального характера не принимал никакого участия. А самая моя любимая фотография такая: стоит девочка в коленно-локтевой позе, а сзади я в трусах дрелью прицеливаюсь ей в попу. И написано: "Мы вам откроем новый мир". Это похабщина высочайшего разлива, но концептуальная. Когда я выхожу на сцену, то начинаю так: здрасьте, моя фамилия переводится не так, как вам кажется. "Трахтен" на идиш - это думать.

- То есть ты хочешь всем доказать, что у тебя есть совесть?

- Есть. Но если в своем шоу я общаюсь с дураком, то обязательно дам всем понять, что он дурак. Когда мне в эфир звонит человек и говорит: "Я хотэть рассказать анэкдот". Я говорю: "Тавай рассказывай твою анекдоту". Это не я его унижаю - он сам себя унижает. Если он звонит, то должен владеть русским языком. Если мне кто-то пишет в эсэмэске "Ромачка", я никогда в жизни не перезвоню этому человеку. Он оскорбляет великий русский язык и страну, в которой живет. Вот я еврей и по-русски пишу грамотно. А если вы русский человек и по-русски пишете неграмотно, мне с вами не по пути. У меня была секретарша, делавшая в одном предложении три ошибки, я ее выгнал. Так что я совсем не хам.

"Из меня делают монстра, а я нормальный человек"

- Ты же сам рассказывал, что как-то на вечеринке тебя "убрал" Хазанов, рассказав анекдот, который ты не смог продолжить.

- Да, он меня сделал. Но у той истории было продолжение. Мне рассказали, что на какой-то вечеринке за столиком сидела компания: Ярмольник, Задорнов и Хазанов. Обсуждали падение нравов на российской эстраде. Тут Ярмольник и говорит: "Вот Трахтенберг - ноль". Но вмешался Хазанов: "А чем плох Трахтенберг? Он умеет рассказывать анекдоты, и у него, в отличие от других, это хорошо получается". Но потом Хазанов в телепрограмме "Апокриф" опять на меня наехал. Я спрашиваю: за что? Вы же не знаете, чем я занимаюсь. Вот я все про вас знаю. И знаю, что вы как юморист умерли, вас нет. Что может быть самое страшное для клоуна? Быть несмешным. А я сижу на вашем концерте, и мне не смешно. Хотя спектакль "Ужин с дураком", где вы блестяще играете, прекрасен.

- Когда мы с тобой выступали на одной радиостанции, мне там сказали, что в этом эфире предлагали участвовать и другим журналистам, но все почему-то отказались. Тобой брезгуют?

- Из меня делают какого-то монстра, а я нормальный человек! В отличие от многих я не говорю на каждом шагу "жопа". И в отличие от Соловьева я не говорю слушателям, какой малюсенький мозг помещается в их черепной коробке. А то, что люди говорят, что они не сядут какать со мной на одном поле... Да вы пойдите на улицу и спросите: кто такой Трахтенберг? Меня каждая собака знает: кто с хорошей стороны, кто с плохой. А этих журналистов кто знает? Да никто!

"А я и голым по квартире хожу"

- Ты частенько наезжаешь на шоу-бизнес. Но ты же сам часть его. Так чем ты лучше?

- А лучше я тем, что не обольщаюсь. Вот какая-то девочка из "Фабрики звезд" говорит про себя: я артистка. Да какая ты артистка, ты говно. Я тоже, но по крайней мере на этот счет не заблуждаюсь, не кричу, что я звезда. У меня нет никакого райдера: накормят, и спасибо. И не заявляю, чтобы мне в номер поставили "Дом Периньон" такого-то года и шесть апельсинов в придачу... Веду я как-то свое шоу, подхожу к девушке: "Как вас зовут?" А она мне орет: "Телевизор смотреть надо! Я Ирина Дубцова!". Я ей говорю: "Я вас не знаю".

- Ну а если и тебе пафоса включить?

- Да нет у меня никакого пафоса. Я же тебя не в ресторан пригласил, а к себе домой, и в трусах сижу, потому что мне лень одеваться. У нас нет никаких звезд. Как сказал продюсер Дробыш, "наши звезды покупают одну квартиру, чтобы жить, и еще одну, чтобы сдавать, не сдохнув с голоду, после конца собственной карьеры". А на Западе звезда за год заработает столько, что уже хватит его детям и его внукам. У нас таких, кроме Аллы Борисовны и Кобзона, нет.

- Ладно, давай о тебе. Вот ты три года назад развелся, расскажи про свою новую жену.

- Жена у меня молодая. Ей 22. А та первая моя жена, старенькая, моя боль, моя печаль. Мы общаемся, я содержу ее и сына.

- А что же она от тебя ушла? Может, ты ей надоел: гуляешь все время по комнате в трусах, пузом сверкаешь.

- А я и голым по квартире хожу. Я веду себя так, как хочу. Притворяться не собираюсь. Полюбите меня таким, какой я есть. Не надо пускать пыль в глаза, ведь падать потом будет очень больно. Может, со временем я стану лучше, научусь лебезить. Я уже заметил за собой, что начинаю говорить комплименты тем женщинам, которых не собираюсь трахать. Старею. Но знаете, почему говорят, что Трахтенберг - чудовище? Потому что я единственный, кто пока еще говорит правду. И от этого все мои проблемы.