Итоги и возможные последствия войны в Осетии

Однако главная и первостепенная задача - урегулирование выигранного в военной плоскости конфликта. Выигрывание мира. Здесь позиции России достаточно благоприятны. Своим вступлением в конфликт и быстрой решительной победой Россия доказала, что является великой державой, способной молниеносно и жестко отстоять свои интересы, что из нашей внешней политики изгнан даже призрак "козыревщины" и беспомощной оглядки на Запад. Право России на подобное вмешательство у своих границ было признано тем же Саркози во вполне однозначной формулировке: "Совершенно нормально, что Россия хочет отстаивать интересы своих соотечественников в России и русскоязычных за границей, и нормально, что международное сообщество хочет отстаивать суверенитет, безопасность и территориальную целостность Грузии".

Эта формула французского президента, ясности и отточенности которой может позавидовать любой из русских националистических идеологов, и может быть положена в основу урегулирования конфликта. Интерпретирована она должна быть следующим образом. Суверенитет и территориальная целостность постсоветских стран признается и поддерживается международным сообществом, однако ограничением этого суверенитета является право России как защитницы интересов русского и русскоязычного населения и граждан России.

Аналогичным образом доктрину "ограниченного суверенитета" постсоветских стран сформулировал и Дмитрий Медведев, аргументировав его, прежде всего, гуманитарными соображениями. "Что такое суверенитет? Это верховенство центральной власти. Признает ли Россия суверенитет Грузии? Безусловно, признает. Равно как независимость грузинской власти от каких-либо других властей. Это не значит, что суверенное государство имеет возможность делать все, что ему заблагорассудится. Даже суверенные государства должны отвечать за свои действия".

Тем самым Россия истолковала в свою пользу принцип "ограничения суверенитета демократией", давно уже провозглашенный американцами. А Саркози (и его устами это было наиболее удобно - хотя, наверняка, он только озвучил аргументацию своих русских партнеров по переговорам) помог доформулировать эту теорию до нужного России звучания. Суверенитет сопредельных стран ограничен правами русского народа, русскоязычных и граждан России.

Как видим, двухгодичный давности спор Дмитрия Медведева и Владислава Суркова о суверенной демократии оказался не случаен. Сурков, отстаивая внутриполитическую автономию России, подчеркивал абсолютность принципа суверенитета, интерпретировав через него и демократию. И его линия позволила добиться впечатляющей консолидации во внутренней политике, столь ярко проявившей себя в дни войны. Медведев в своей тогдашней критике, развел эти два принципа, и это разведение пригодилось во внешней политике, поскольку позволило, не вступая в дискуссии о суверенитете Грузии, поставить вопрос о его практическом ограничении в виду невменяемости и безответственности грузинского президента.

При этом России не пришлось прибегать даже к политически рискованной военной операции по смещению Саакашвили, чтобы его "дипломатически" сместить, отказав ему в праве внешнеполитического партнера и субъекта переговоров. На самом деле, это очень мощный внешнеполитический ход - тотальная десубъективизация противника, когда решения принимаются или не принимаются вне зависимости от его воли и мнения.

Похоже, что в тех формулировках, которые выдвинул Медведев на переговорах с Саркози, наша власть нашла узкий проход между Сциллой и Харибдой двух внешнеполитических стратегий.

Одна из этих стратегий, в экспертном поле представленная, в частности, Михаилом Ремизовым, ориентирована на "косовский прецедент" - признание непризнанных республик, территориальные приобретения, игнорирование судьбы Саакашвили и отказ от ответственности за положение дел в Грузии. Чем чреват такой сценарий - вполне очевидно, это приглашение Саакашвили сил НАТО, перевооружение грузинской армии и новая агрессия, уже при непосредственной американской поддержке. Вообще - представление Западу свободы рук за пределами небольших присоединенных территорий.

Вторая стратегия, озвученная Борисом Межуевым, состоит в первичности решения "грузинского вопроса" перед абхазским и югоосетинским, в необходимости заменить Саакашвили на ставленника Москвы, который проводил бы необходимую России политику - мир по отношению к непризнанным, отказ от вступления в НАТО. Приглашение российских военных баз. Слабости такой стратегии тоже очевидны. Во-первых, это повальная прокаженность реваншизмом грузинской элиты, во-вторых, подразумеваемое обязательство "расплатиться" за пророссийскую политику той или иной формой сдачи Абхазии и Южной Осетии, всегда остающаяся опасность предательства.

Обе стратегии заключают в себе серьезные внешнеполитические риски в отношениях с Западом. Медведевым озвучена в этом смысле третья стратегия. Стратегия игнорирования "суверенитета" Грузии над её "территорией" во всех тех случаях, когда этот "суверенитет" противоречит обозначенным интересам России и необходимости защиты прав соотечественников.

О необходимости такого подхода автор этих строк писал еще три года назад. России необходимо начать демонтаж Беловежской системы и признать три принципа - 1. так называемое "постсоветское пространство" является территорией исторической России, часть земель которой теперь существуют в качестве суверенных государств, но право на них Российского государство первично и фундаментально; 2. государственность этих стран является дочерней по отношению к государственности России-СССР и Грузия в границах не Кахетии, но Грузинской СССР может претендовать на легитимность только как дочернее по отношению к СССР государство; 3. поскольку границы внутри России и СССР носили технический характер, то и границы между постсоветскими государствами носят столь же технический характер и могут быть изменены в случае необходимости этого для России.

Отсюда следовал вывод:

"Россия должна следовать в своей политике принципам прагматического ирредентизма. Это означает постановку вопроса о пересмотре границ и политическом статусе "независимых государств" в том случае, когда они предпринимают действия противоречащие указанным выше принципам, то есть ограничивают права русского населения, препятствуют передвижениям граждан России, препятствуют нормальному функционированию необходимых для нормальной военной безопасности структур и объектов, предпринимают агрессивные действия по отношению к современной России. До тех пор, пока "независимые государства" этих действия не предпринимают, РФ может поддерживать с ними отношения как с обычными соседними государствами. Однако любой случай ущемления прав современной России на территорию России исторической должен ставить вопрос о необоснованности территориальных претензий "независимых" на эту территорию. Причем речь не должна идти, опять же, по прагматическим соображениям, о "независимых государствах" как целом. Вопрос должен ставиться конкретно о той территории, на которой в данную минуту возникают проблемы - будь то Севастополь, Транссиб или что-то еще. Вплоть до предъявления прав России на железную дорогу до Калининграда с режимом, аналогичным историческому режиму КВЖД.

Современная Россия не должна ставить под сомнение независимое существование отделившихся народов исторической России. Хотят - пусть живут отдельно. Но никакого права на ограничение суверенитета и прав России признаваться не должно. И попытки ограничения прав России должны приводить к немедленной постановке вопроса о принадлежности тех или иных территорий.

Политика современной РФ велась долгие годы прямо противоположным образом. Мы ставили под сомнение право украинцев избирать Ющенко, киргизов свергать Акаева, а грузин подчиняться Саакашвили. Мы пытались влиять на страны СНГ как независимые государства и контролировать их политические системы. В то время как практический суверенитет, - право пропускать или не пропускать через свою территорию людей и грузы, право требовать вывода флота из Севастополя, и баз из Джавахетии, - российской внешней политикой никогда не оспаривался. Мы только стремились уклониться от выполнения взятых на себя обязательств, однако сами обязательства, в соответствии с "беловежскими принципами" неуклонно брались.

Именно эта политика идеологического советизма привела к закреплению последствий "геополитической катастрофы". И напротив, прагматический ирредентизм, при его последовательном и волевом воплощении в жизнь, приведет если не к возвращению современной России всех утраченных ею исторических земель, то, хотя бы, к выправлению границ и смягчению самых вопиющих неудобств, связанных с успехом сепаратистского движения в 1989-91 гг".

Фактически Медведев предлагает очень похожую систему отношений с Грузией. Независимость Грузии не оспаривается, как не оспаривается и право грузин терпеть над собой придурка и подонка, если они этого захотят. Но вести внешнеполитический диалог с придурком и подонком Россия не намерена и будет действовать в Грузии вне его и помимо его. Территориальная целостность Грузии в теории под сомнение не ставится, но на практике будет игнорироваться, причем уже без всяких извинений, и, если у России будет такое желание, Абхазия и Осетия будут присоединены к России, при всем уважении к целостности Грузии во всем остальном. Походим образом, видимо, будет и решаться вопрос о принадлежности Грузии к НАТО. Не оспаривая права Грузии проситься в альянс, на практике Россия попросту не даст ей туда вступить. И после войны всем уже будет ясно, что пойти на такое вступление без опасной военной эскалации с Россией - нельзя.

Запад вообще проявил максимум адекватности в текущей ситуации. Он достаточно быстро понял, что эпоха России, об которую можно вытирать ноги, закончилась. Запад показал предельно ясно, что не готов воевать ни за Грузию, ни за любую страну восточней Немана, которая по своему недоумию попадет под российский каток. Соответствующий сигнал, полагаю, будет понят и, после некоторой истерики, принят во всех восточноевропейских столицах.

И это, опять же, не может не сказаться на других тлеющих очагах конфликта - в частности на той же Украине с её притязаниями на Крым. Скорее всего действия России в регионе, как показал инцидент вокруг Черноморского Флота, будут подчинены той же логике - уважение суверенитета в той степени, в которой он не препятствует базовым правам России и локальный, без генерализации, пересмотр территориального статуса, в случае попыток интересам России воспрепятствовать.

Понятно, что проводить такую политику, по сути обходящую современную мифологию абсолютности суверенитета, может только очень сильное государство, способное подкрепить свои притязания незамедлительным ответом на любые военные провокации. Лучшего инструмента игнорирования чужого суверенитета чем армия никто еще не придумал. Поэтому России предстоит в блежайшее время серьезная модернизация вооруженных сил. Не деструктивная реформа, а именно модернизация, позволяющая "принудить к миру" противника любого класса не переходя ядерного порога.

И этот факт кладет конец еще одному очень важному мифу, мифу о том, что неядерные войны за изменение территориального статуса в современном мире уже невозможны. Если России удастся завершить свою войну изменением территориального статуса Абхазии и Южной Осетии (а сейчас не видно никаких причин, которые могли бы этому помешать), то мир вступит в новую эпоху - гораздо более рискованную и, в то же время, интересную.