Наследие путинской эпохи проводит в жизнь свою идею России

Отсюда следует главное: Медведев не намерен противопоставлять себя обществу в политической или революционной манере. Ориентированная на него молодая, но широкая группа соратников не может противопоставить нового президента державному мышлению Путина и его персональному ресурсу. Она настроена именно на тандем, в котором один партнер сосредоточен на проблемах общественного обновления, а другой - на исполнении власти, и они таким образом дополняют друг друга.

Их личное соперничество не обязательно будет безоблачным, но оно не будет сводиться и к взаимному истреблению. Путин говорил, что для перехода России к демократическому обществу потребуется смена трех поколений. При этом речь шла о переходе именно к собственной, российской системе сдержек и противовесов, а не к внедрению американского образца. В то же время партнерство с Западом он всегда расценивал как необходимое в интересах требуемых инноваций.

Тот факт, что Медведеву понятны сложности и риски этого предприятия, очевидно из неоднократно употребляемого им слова "оттепель" - термина, в свое время обозначавшего реформу государственного строя СССР в 1956 году. Следует отметить, что кризис политики "оттепели" наступил по внешнеполитическим причинам - в связи с кубинским кризисом 1962 года.

Вполне возможно, что занимающие первые роли в государственном и экономическом управлении "силовики" с согласия Медведева "отпустят вентиль" не только во внутренней, но и во внешней политике - разумеется, под собственным контролем. В этом случае "тандем" станет не только персональным, но и функциональным разделение функций в управлении и развитии страны.

Принятие решений при этом все же будут происходить не в поле открытого дискурса, а в кулуарном принятии решений с их последующей трансляцией в виде "символов". Соответственно, аналитикам, и в особенности западным, следует сосредоточиться больше на расшифровке этих "сигналов", чем на сплетнях о взаимоотношениях политических фигур. Фактически, Медведев в день выборов уже адресовал определенный сигнал своему народу. Его слова у Кремлевских ворот на Красной площади перед началом молодежного концерта - "Погода меняется" - несомненно, содержало месседж: "Со мной приходит оттепель". Эту реальность еще предстоит уяснить Западу, чтобы найти правильный ответ на новую ситуацию в России.

НОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ ЗАПАДА

Конечно, возникает вопрос о том, каким образом Медведеву удастся избежать конфронтации с путинской властной элитой. Ответ подсказывает оттепель 1950-х годов: речь идет не только о неизбежных переменах в интересах всего народа, но и о переменах для новой элиты. Кроме того, речь идет о новых отношениях с внешним миром, снимающих бремя с хозяйственных отношений в пользу модернизации российской инфраструктуры.

Это открывает новое измерение связям Запада с медведевским "мотором развития" и функциональным Белым Домом Путина. Если сотрудничество с обоими центрами власти наладится, Россия не будет нуждаться в демонстративном самообособлении, а наладит отношения с иностранными партнерами-конкурентами, что также входит в число важнейших интересов страны.

Из этого следует, что успешная с военной точки зрения "молниеносная война" на Кавказе является не признаком перехода к новой силовой политике на мировой арене, должна восприниматься как отправная точка к новой, более политически застрахованной, политике, особенно в отношениях с соседями. Здесь следует обратиться к опыту экономического сотрудничества России и Германии во времена "холодной войны": мы развивали его не как бизнес в чистом виде, а еще и как инструмент предупреждения войны, действовавший с обеих сторон "занавеса".

В сегодняшних обстоятельствах экономические отношения с Россией, возвратившей себе статус сверхдержавы, должны выстраиваться государствами Запада не в форме частных торговых сделок, а прежде всего на уровне политической мотивации. Экономическая война Путина с соседними государствами не должна однозначно интерпретироваться в контексте "адаптации к рыночной экономике". Полезно вспомнить время газового сотрудничества 1980-х годов, в котором корпорации-участники как публично, так и при подписании контрактов, подчеркивали, что их нарушение является актом "холодной войны" - и именно поэтому соглашения не нарушались.

Нужно также отметить, что понятие "стратегических отраслей экономики", употребляемое Путиным, не предполагает торможения или полного блокирования деятельности западных инвесторов во всех отраслях экономики России вкупе с доступом "Газпрома" к конечным европейским потребителям. Именно после того, как в "программе Медведева" были обозначены атрибуты правового государства, перед нами открываются двери для непредвзятой дискуссии - что и предложил нам Путин в своей мюнхенской речи в феврале 2007 года, и чего мы, однако, до сей поры с опаской избегаем.

Министр иностранных дел Германии Штайнмайер, направляясь в Москву для своей первой встречи с Медведевым после его вступления в полномочия президента, начал свой тур по России с Екатеринбурга, где незадолго до этого, в канун выборов, Медведев публично излагал свою программу. Там германский министр сформулировал свое предложение о "партнерстве в целях модернизации", обусловливающем и развивающем тесную взаимосвязь между внутренними и международными факторами развития. Как выяснилось, это предложение было созвучно идеям Медведева и открывало новые возможности. Медведев подтвердил это 5 июня в ходе своей первой президентской поездки на Запад: местом ее назначения стал Берлин. Здесь, выступая перед семистами представителями политических и экономических кругов, он в деталях говорил о широкой сфере сотрудничества, обращаясь к историческим примерам.

По его словам, "партнерство в целях модернизации" означает не только двустороннее воплощение возможностей экономического, технологического и политического сотрудничества, но и активное преодоление трудностей и рисков. Накануне выдвинутый в Екатеринбурге тезис Штайнмайера о том, что геополитическое положение России в новых условиях определяется не только ее географическими размерами и военной мощью, оказался своевременным. Та же мысль неоднократно звучала в моих беседах с интеллигентными русскими людьми на протяжении сорока лет моей работы в России. Мне представляется, что только широкий, интенсивный и абсолютно открытый диалог с Россией, соединенный десятилетиями с конкретными достижениями, может открыть новые перспективы.

КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА: ПРОЩАЙ, ОТТЕПЕЛЬ?

Личные и должностные связи Путина с Медведевым, соотношение между правительственными институтами, равно как и осуществление президентских конституционных обязанностей премьер-министром, значение осуществляемых задач и их освещение российским телевидением - все это авгуры российской власти неусыпно наблюдали с момента формирования тандема в мае.

Хотя по прошествии ста дней с момента инаугурации российская пресса по-прежнему подчеркивала полную преемственность политики и бесконфликтность совместной работы Путина и Медведева, было заметно, что Путин и в своей новой должности выполняет более широкий диапазон функций, чем предписано премьеру, и по-прежнему оказывает влияние на принятие важнейших решений. На Западе в особенности обратили внимание на то влияние, которое Путин продолжал оказывать на внешнюю политику, относящуюся к компетенции главы государства. Так, после обеда с французским лидером Саркози в июне Путин заявил, что он прибыл в Париж не только для выполнения своей должностной функции, но и из личного расположения.

Ответный визит Саркози в Москву состоялся в августе - в разгар кризиса на Кавказе. Он провел неформальные переговоры одновременно с Путиным и Медведевым. По существу, он более реалистично оценил обстановку, чем Ангела Меркель, которая накануне вела диалог в Москве исключительно с Медведевым. В период кавказского кризиса практически все обозреватели отметили тот факт, что решающие инициативы принадлежали Путину, хотя по Конституции главнокомандующим был уже Медведев. Впрочем, это никого не удивило, как и заметное стремление Медведева копировать выбор слов, интонации и позы Путина. Однако этот феномен вряд ли следует экстраполировать в будущее: он проистекал из чрезвычайной ситуации, на момент которой Медведев еще не стал и не мог стать воплощением надежд обновленной России. Из данных проведенного в эти дни опроса ВЦИОМ следует, что русские в своей массе оценивают это верховенство Путина вполне прагматично.

Рейтинг общественной поддержки Медведева в середине августа составлял 70% - весьма много для России с учетом ее недавнего массового скепсиса по отношению к своим политикам. При этом Медведеву еще далеко до того уровня доверия, которое заработал Путин за два президентских срока (соответственно 40% и 56%). В то же время в спектре эмоций, испытываемых русскими к новому президенту, на первом месте стоит надежда (49%) и уважение (28%).

Любопытно, что за первые месяцы своего правления Медведев вначале потерял 7 процентных пунктов общественной поддержки, но к середине августа вернул себе упущенное. Это восстановление поддержки доказывает, что действия российских войск в Грузии укрепило в глазах избирателей его способность выполнять роль главнокомандующего - что является обратным отражением единодушной поддержки военных действий в Грузии. Таким образом, несмотря на то, что на Западе главнокомандующим по-прежнему считают Путина, два лидера и в этой ситуации сработали в тандеме. Оппозиция, отдельные личности и СМИ, критически воспринимающие режим, в этот момент практически сходят с дистанции.

Если бы это уважение к исполнению высшей властной функции могло сохраняться в силе без новых военных действий и не разжигало аппетит силовиков к новым победам, влияние Медведева как президента - без конфликта с Путиным - укрепилось бы всерьез и надолго. В любом случае Медведев не может не учитывать рост оценки населением армии: 83% - невероятная цифра - считают, что армия в состоянии защитить страну. Следует напомнить, что подавляющее большинство населения рассматривало действия российской армии не как применение собственных силовых интересов, а как защиту населения Южной Осетии от грузинской агрессии.

Здесь от всех участников и всех сторон, заинтересованных в разрешении конфликта, требуется тщательный исторический анализ. Сложившаяся ситуация напоминает о том, что в последние годы мы слишком мало - во всяком случае, публично - обсуждали вопросы войны, что теперь становится неотложной задачей на будущее.

Сможет ли Медведев укрепить свои достигнутые в период военных действий позиции? Это станет ясно в ближайшие недели. После того как Путин 9 августа во Владикавказе взял на себя инициативу, употребив сильный термин "геноцид", он отошел на задний план, чтобы позволить Медведеву осуществить свою функцию главнокомандующего, как и главной фигуры во внешней политике. Тем самым Медведев получил задание политически реализовать военную победу. В первую очередь успех этой задачи обеспечивало перемирие: его договоренности с Саркози выполнялись военными лишь частично, причем они делали публичные заявления, которые при этом опровергали публичные высказывания самого Медведева. Фактически новый президент оказался заложником путинской эры, когда у российских военных вошло в обыкновение делать все более резкие заявления как в своей стране, так и за рубежом - в советский период это было не принято. При Путине генералов намеренно "спускали с цепи" именно для резких внешнеполитических заявлений. Во всяком случае, не составляет труда догадаться, кому именно они подчинялись в период и после грузинской операции.

Вторая ситуация, заложником которой стал Медведев, касалась статуса непризнанных автономий Грузии - Южной Осетии и Абхазии. Решение Госдумы и Совета Федерации о признании независимости этих территорий ставят Медведева перед дилеммой: либо он теряет лицо в России, либо за ее пределами. Теперь он по традиции оказывается ответственным за многолетнюю политику Путина в тот момент, когда Запад ожидает от него отхода от напряженности, созданной Путиным. Немногочисленные критические голоса в России отмечают, что кратковременная выгода успешной военной операции может обернуться долговременным внешнеполитическим ущербом. Слова Кондолизы Райс о том, что такие вторжения, как в 1956 году в Польшу (Венгрию - прим. переводчика), Чехословакию (1968) и Афганистан (1979), ныне нетерпимы, наталкиваются на возникшее в России еще в конце периода перестройки нежелание давать негативные оценки событиям прошлого. Однако здесь возникает проблема в диалоге с Германией, которая как раз смогла дать оценку собственному негативному опыту...

Анализ короткого периода правления Медведева показывает, что некоторые из объявленных им ключевых реформ остались на начальной стадии. Несмотря на то, что институты и личности, задуманные как источники инноваций, - как, например, Институт современного развития во главе с Игорем Юргенсом - публиковали свои исследования, осталось непонятным, каким образом они будут переходить от теории к практике. Уже не только изнутри, но и извне очевидно, что Медведев не располагает таким сложившимся окружением, которым располагал Путин еще до того, как занял президентскую должность, - сообществом, обязанным ему своими карьерами, присягнувшим ему, лично преданным и мыслящим теми же категориями.

Даже в должности президента Медведев не имеет возможности быстро нарастить собственное влияние (как Ельцин полностью освободил поле действий для своего наследника Путина) и позволил людям Путина доминировать на этом поле - что особенно относится к силовикам, для который Медведев остается чуждой личностью.

Именно это свойство неангажированности определяет его востребованность экономическими и интеллектуальными кругами, которые видят в нем представителя нового поколения, отмежевавшегося как от советского, так и от силового менталитета и стереотипов поведения. Однако выстраивание такой позиции возможно - почти в любом случае - только на длительный срок, и по крайней мере в среднесрочном периоде не предполагает конфликта с "силовиками". Эта позиция легитимизируется фактом избрания такой личности в России, которая также имеет возможность выйти на прямой диалог с народом. Эта возможность, в свою очередь, предполагает, что в среднесрочном периоде он должен иметь возможность встроить свою роль без вмешательства извне. У него не будет никаких шансов на осуществление задуманной им реформы в ситуации внешнего конфликта, в особенности когда Россия чувствует себя объектом угрозы или унижения. В такой ситуации здесь принято объединяться против внешнего врага, и тогда самые замечательные реформаторские идеи воспринимаются как роскошь, а на первый план в принятии решений выходят "силовики". Если Запад хочет поддержать шансы реформатора Медведева, ему следует избегать возникновения подобных ситуаций.

Подобная ситуация уже наступила: это грузинская война. В ситуации развивающейся эскалации на Кавказе речь идет не только о насилии и о распространяющейся отсюда во все мировое пространство напряженности, но и о накоплении эмоций внутри заинтересованных стран, где многие обозреватели предвидят ситуацию принятия решений. Речь идет о водоразделах, о линиях отсечения, конечных пунктах - или о возобновлении долговременного развития. Речь идет о решениях принципиального характера. Подобная ситуация является питательной средой для стрельбы без предупреждения.

Знатоку истории уже приходят на ум примеры злокачественности долговременных линий разлома, через которые прорывается выходящий из-под контроля кризис в сознании, о катастрофических последствиях которого потомки спрашивают: "Разве этого нельзя было предвидеть и избежать?" Уже давно поднятая тема новой "холодной войны" сегодня, кажется, уже превращается в "производственную практику" с возможной сопутствующей реальной войной в определенных местах.

Российское руководство угрожает: "До сих пор и не дальше, и мы снова будем вести такую же политику!" А НАТО говорит: "Они перешли грань, и мы этого не потерпим!"

Это классическая ситуация, когда отсутствие контроля приводит к печальным последствиям для обеих сторон. Именно в этой связи обнаруживается, что контрагенты в прошлом не приложили достаточных усилий для того, чтобы избежать этого предсказуемого развития событий.

Когда на специальной встрече НАТО в Брюсселе 19 августа 2008 года под лозунгом "no more business as usual" было принято решение заморозить консультации на высоком уровне, эта логика была месседжем для противоположной стороны. Кроме того, таким образом были одномоментно открыты дополнительные каналы, ибо существовавших двусторонних договоренностей по предупреждению конфликта уже было недостаточно.

Это призыв к экономике и другим общественным силам: укрепляйте контакты с партнерами ради обеспечения разрядки напряженности и стабилизации, принимайте на себя ответственность за политические процессы, чему благоприятствуют технические возможности. В 80-х годах мы таким образом добились завершения "холодной войны". Сегодня остро необходим новый ангажемент.

В противном случае "оттепели" в России придет конец. И это в конечном итоге будет означать репрессии во внутренней политике и "холодную войну" во внешней. Этот трагический путь никому не принесет пользы.