Россия не чувствует ответственности за прошлое

Западу придется разобраться с собственными противоречиями;

наконец, что тоже немаловажно, будущее Михаила Саакашвили зависит исключительно от благоволения России, что унизительно для администрации Джорджа Буша, которая за восемь лет не добилась успеха ни в одном своем начинании.

Эта победа способна породить иллюзию того, что у России есть реальные возможности. Не подлежит сомнению, что Москва в силах заблокировать процессы, происходящие в так называемом `ближнем зарубежье`. Однако Россия, слишком лелея собственный престиж, не способна привлечь к себе другие страны и создать могущественные альянсы.

Западные политики, конечно же, недостаточно серьезно отнеслись к этой одержимости престижем. Они не поняли, сколь важна интерпретация прошлого для России, ведущей поиск своего места в глобальной политике. Они не придавали значения памяти о Второй мировой войне, не приняли во внимание то, как трактуется переходный период. Во время президентства Путина появилось новое понимание трудностей политико-экономического развития России: они не только объяснялись советским наследием и 70-летним господством коммунизма, но и связывались с `переходным периодом`.

Рискуя провести неверную параллель, все же осмелюсь утверждать, что правящая российская элита интерпретирует и `переходный период`, и расширение НАТО как очередную версию Версальского договора. Игнорируется тот факт, что речь не идет о военном поражении, а советская империя рухнула, не спровоцировав крупных конфликтов. Подобная трактовка - следствие чувства геополитической несправедливости, которое подпитывается памятью о социально-политических потрясениях того времени. Экономическое возрождение и политическое восстановление способствовало появлению нового понимания `переходного периода` как времени ограбления России Западом.

Все эти толкования можно долго обсуждать. Главное заключается в том, как они влияют на представления друг о друге. Следует также принять во внимание ту простую истину, что в России выработалось стойкое неприятие Запада.

ЕСТЬ ЛИ У МЕДВЕДЕВА ПОЛЕ ДЛЯ МАНЕВРА?

Заявление Владимира Путина о том, что распад СССР был `величайшей геополитической катастрофой XX века`, шокировало Европу, и в первую очередь страны бывшего Варшавского договора. Однако Путин выразил глубокие чувства своих соотечественников.

Путинская Россия не чувствует ответственности за прошлое. В начале своей карьеры Владимир Путин воспринял как собственное то унижение, которое испытала Россия в 1990-х, и, похоже, одержим идеей возрождения былого могущества и величия, которое во многом идеализировалось. Многим казалось, что в силу возраста и предшествующей карьеры у Медведева не было оснований считать Россию униженной. Напротив, будучи зрелым человеком, отвечающим за свои поступки, он мог наблюдать, как его страна постоянно двигалась по восходящей. В перспективе эта разница между двумя президентами могла оказаться решающей. Но похоже, что после Грузии тандем Путин/Медведев укрепился благодаря реальному опыту взаимодействия.

Сразу по вступлении в президентскую должность Дмитрий Медведев нанес серию международных визитов и поддержал принятие новой Концепции внешней политики (июль 2008 г.), которая, впрочем, не отличалась большой оригинальностью. Выступая с важной речью в Берлине (июнь 2008 г.), Медведев изложил свое видение `всего евро-атлантического пространства от Ванкувера до Владивостока` - фраза, которая для специалистов в области российской внешней политики не показалась чем-то принципиально новым.

Однако заслуживает внимания следующее его утверждение: `В результате окончания холодной войны возникли условия для налаживания подлинно равноправного сотрудничества между Россией, Евросоюзом и Северной Америкой как тремя ветвями европейской цивилизации`. Сейчас еще преждевременно оценивать значение, которое здесь придается отношениям с Евросоюзом и США, но очевидно, что Медведеву хотелось бы добиться большего признания на Западе. В перспективе внешнеполитические ориентиры российского президента будут зависеть от формирующегося соотношения сил между Россией, Европой и Соединенными Штатами; оно повлияет не только на европейскую, но и на мировую безопасность. Правда, после Грузии эта мягкая попытка установить новые отношения представляется неактуальной:

Медведеву придется иметь дело с наследием Путина - в основном в области безопасности. В результате войны в Чечне и восстановления статуса мировой державы с помощью энергетических ресурсов Россия при Путине неожиданно для Запада вступила в фазу экономической экспансии и политического самоутверждения. По сути, Москве следовало бы избегать прямой конфронтации.

Однако российское руководство оказалось перед непростым выбором: или агрессивно отстаивать национальные интересы, или делать все, чтобы зарекомендовать себя надежным партнером. Проще говоря, война была неотделима от власти Путина.

Вот почему было важно понять, во-первых, как Медведев будет относиться сразу после своего избрания к взрывоопасным ситуациям в Абхазии и Южной Осетии, а во-вторых, уяснить отношение силовых ведомств к новому президенту. Похоже, ответ теперь предельно ясен: война будет неотделима и от политики Медведева.

ГЛАВНАЯ ЦЕЛЬ РОССИЙСКОЙ ВЛАСТИ

Эта мысль подводит нас к деликатному вопросу: какими будут главная цель и программа российской власти на ближайшее десятилетие? Как обычно, престиж?

В долгосрочной перспективе главная цель, вероятно, будет заключаться в восстановлении престижа России на международной арене и в подготовке к конкуренции за природные ресурсы, которая, с точки зрения российской элиты, неизбежна. Согласно подобным представлениям, Российская Федерация станет одновременно ключевым игроком и целью для многих конкурентов. И ее политические задачи носят исключительно национальный, федеральный и суверенный характер. В отличие от других европейских столиц Москва не мыслит своего будущего как составной части межгосударственного объединения. Основной задачей в области безопасности останется сохранение Российской Федерации в ее нынешних границах. Вот почему власть столь ревностно отстаивает суверенитет Российского государства.

Сохранение путинского наследия в качестве руководящего принципа объясняет, почему Медведев так озабочен созданием поля для маневра, отказываясь играть роль `младшего партнера` Вашингтона и - в более широком смысле - строя внешние отношения по принципу ассоциации, но не интеграции. Существует убеждение, будто Россия способна выработать и отстаивать собственные правила и ценности. Модернизация не идет рука об руку с европеизацией, хотя в кулуарных беседах подчас высказываются прямо противоположные суждения.

Представители российской элиты предпочитают демонстрировать экономические мускулы и подчеркивать, что их страна является равноправной участницей БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай). Стремление показать динамичное развитие российской экономики и приуменьшить политико-экономическое влияние Запада стало мантрой российского истеблишмента. В Москве часто говорят, что по экономическому потенциалу БРИК обгонит большую `шестерку` (Великобритания, Германия, Италия, США, Франция, Япония) в течение следующих четырех десятилетий. Это, в свою очередь, оказывает весьма двойственное влияние на российское представление о глобализации.

С одной стороны, она расценивается как угроза самобытности в силу растущего обмена не только между государствами, но и между гражданскими обществами, а это остается чрезвычайно чувствительной темой для Кремля. Москва опасается, что глубокие преобразования в обществе под влиянием внешних факторов неизбежно дестабилизируют власть.

С другой - ссылки на БРИК могут быть истолкованы как желание политиков использовать возможности глобализации в целях модернизации.

МИРОВАЯ РЕГИОНАЛЬНАЯ ДЕРЖАВА?

Международная политика Москвы будет, безусловно, определяться расстановкой сил в сфере безопасности. Необъятность территории предопределяет присутствие России одновременно на нескольких региональных сценах, и эту ситуацию она при всем желании не сможет изменить. Отсюда и обширная дипломатическая активность как на мировом (с использованием международных институтов, и прежде всего статуса постоянного члена СБ ООН), региональном (посредством таких форумов, как Шанхайская организация сотрудничества), так и на двустороннем уровне (где баланс сил играет ключевую роль, особенно на постсоветском пространстве и в отношениях с европейскими странами).

Следовательно, при Медведеве явно не предвидится сокращения сферы внешнеполитической деятельности. Дорожа путинским наследием, он будет использовать все возможности влияния в таких регионах, как Ближний Восток и Северная Африка. В основе политики Путина лежала стратегическая традиция свободы действий, хотя в большинстве случаев она не находит применения.

Взаимоотношения России с другими странами по-прежнему осложняются ее внешнеполитическим курсом, во главу которого ставятся постимпериалистические и националистические интересы. Тот факт, что Москве не удалось осуществить региональную интеграцию, свидетельствует о том, что она не может долгое время придерживаться принципов взаимного доверия. Отчасти это объясняется тем, что она не считает возможным положиться на соседей.

Недоверие лежит в самой основе российской властной вертикали и коренится в системе связей между гражданскими и силовыми структурами. А ведь построение такой системы составляет костяк программы российской власти. По сути своей, эта программа реалистична, поскольку продумывает расклад сил при любых обстоятельствах, чтобы воспользоваться малейшей возможностью для быстрого извлечения выгоды. Чтобы и дальше удерживать власть в стране, российской элите необходимо наличие серии угроз, оправдывающих существование нынешних силовых структур. Вместе с тем ее представителям, все больше интегрирующимся в мировую элиту, придется оправдывать существование подобных угроз при личных встречах со своими коллегами.

Несмотря на различия в акцентах, интонации и средствах, и Борис Ельцин, и Владимир Путин начинали свое президентство с заявлений о желании укреплять связи с Западом, а заканчивали разговорами о евразийском пространстве, следуя историческим рефлексам военно-политической элиты. До конфликта с Грузией Медведев двигался в том же направлении. Похоже, что теперь он и его премьер-министр выбрали гордое одиночество.

Властные структуры, большая часть населения и политическое руководство России считают великодержавный статус страны фундаментальным моментом самоопределения. Спустя много лет после распада СССР Москва продолжает проводить внешнюю политику, преимущественно основанную на идее державничества: либо Россия - великая держава, либо она полный ноль. В этом смысле можно считать, что Дмитрий Медведев принял наследие Путина, даже если он считает, что его стране в одиночку не выжить.