В противоположность Ельцину, Путин пришел к власти тогда, когда возникшая из хаоса предыдущего периода система политических и экономических взаимоотношений уже начинала свою консолидацию. Кроме того, вырисовавшийся новый общественный строй начала нового века извлекал импульсы для своей стабилизации из стремительного роста мировых цен на энергоносители и воспоследовавших растущих вливаний твердой
валюты в государственную казну и внутриэкономический оборот.
Существовавшие и при Ельцине значительные демократические дефициты в российской политике можно рассматривать как `детские болезни` формирующейся полиархической правительственной системы только что вышедшей из Советского Союза России, т.е. в чем-то естественные изъяны процесса создания нового общественного строя. К тому же, при оценке бесспорных недостатков ельцинского правления, к примеру, 1993, 1996 и 1999-2000 гг. нужно принимать во внимание перечисленные достижения 90-ых в отношении либерализации и институционализации новой российской политической системы. Прежде всего, это касается указанной начинающейся профессионализации работы СМИ, парламента и федеративной системы.
В отношении президентства Путина исторический контекст представляется значительно менее сложным, чем в 90-х. Говорить о некоем `детстве` новой России к началу 21-ого века уже неуместно. А своего рода `зачет` минусов и плюсов подобный упомянутому выше касательно ельцинских демократических достижений и автократических упущений неприменим к путинскому правлению. Здесь, по крайней мере с точки зрения демократической теории, - одни `минусы`.
Конечно, многие российские и некоторые западные наблюдатели придерживаются мнения, что путинская рецентрализация государственной власти была необходимой ценой за стабилизацию страны. Но этому противоречит начавшаяся после обвала рубля в августе 1998 года и назначения Евгения Примакова премьер-министром консолидация как экономической, так и политической системы страны. Эти тенденции можно было наблюдать еще до официального вступления Путина во власть в качестве исполняющего обязанности Президента РФ 1-го января 2000 г. Очевидно, что государственные и общественные структуры, которые Ельцин оставил после себя Путину в начале нового столетия никак нельзя назвать идеальными. Но казавшаяся в начале 90-х вполне насущной угроза возможного распада страны или гражданской войны, была за время ельцинского правления уже устранена. Ельцин принял в 1991-ом году государственную структуру, которая была хрупкой и, как позже выяснилось, настолько нежизнеспособной, что ее окончательный коллапс в 1993 году повлек за собой человеческие жертвы. В противоположность этому, Путин унаследовал от Ельцина государственное устройство, которому было еще далеко от оптимального, но которое во многих аспектах оказалось более или менее работоспособным, и, с формальной точки зрения, существует до сегодняшнего дня. Переломный пункт российская экономика прошла еще в 1999-ом году. Впоследствии, она успешно развивалась бы и без путинской `вертикали власти`. На такую мысль наводит, например, аналогичный стремительный подъем экономики `хаотичной` (в российском видении) Украины в новом веке, которая в достижении своих сопоставимых результатов умудрилась обойтись как без каких-либо значительных собственных энергоресурсов, так и без некой `вертикали власти` и которая, к тому же, одновременно провела еще одну `революцию`. Да и вообще, экономики большинства постсоветских стран росли во время президентства Путина - некоторые еще более стремительно, чем российская - на фоне менее разнообразного богатства полезными ископаемыми по сравнению с Россией. В виду этого ряд признанных специалистов в области посткоммунистического пространства, как, например, известный профессор Стэнфордского университета Майкл Макфол, предполагает, что российская экономика без путинских интервенций в российскую экономику (вроде расчленения ЮКОСА), возможно, развивалась бы еще более успешно, чем это было при Путине.
Путинское правление как упущенный исторический шанс России
В заключение сравнение достижений и упущений президентских периодов Ельцина и Путина вне исторических контекстов их правления является неудачным, по крайней мере, в двух отношениях. Так как еще до прихода Путина к власти в России появились признаки социальной стабилизации, второй Президент РФ в момент своего `престолонаследия` извлек выгоду не только из экономической конъюнктуры на то время уже более или менее функционирующей российской рыночной экономики (которая, необходимо еще раз подчеркнуть, как таковая, была в основном создана при Ельцине). Многие из тех основополагающих шагов реформирования советской политической и общественной систем, которые оказались неизбежными после распада СССР, были большей частью сделаны еще до вступления во власть Путина - даже если эти реформы и не были доведены до конца, и при их проведении допускались значительные ошибки. Безусловно, вступая во власть, Путин принимал большое количество `недоделок` - не в последнюю очередь нерешенный конфликт с чеченскими сепаратистами (на волне насильственного `решения` которого, стоит добавить, он приобрел свою изначальную популярность). Но те проблемы и сложности, с которыми Путин столкнулся, став премьером в 1999 г., все же не идут ни в какое сравнение с вызовами, с которыми столкнулся Ельцин, встав во главе РСФСР в 1991 г. В то время, как первый российский президент после августовского путча во многих отношениях должен был начинать с нуля, спустя почти десять лет Путин получил в наследство хотя и скорее плохо, нежели хорошо функционирующие, но все-таки уже существующие в своих основных чертах правительственный и экономический механизмы, стабилизировать и консолидировать которые и было его исторической задачей.
К началу правления Путина отчасти казалось, что новый российский президент осознает эту историческую роль. По крайней мере, на тот момент риторика Путина была на удивление продемократической. В последующие же годы реагирование Путина на внешние и внутренние вызовы России, как, например, его интерпретация `оранжевой революции` в Украине или его выводы из трагедий в Беслане, дали понять, что основные цели Путина отличаются от намерений Горбачева или Ельцина. При всех их недостатках, `перестройка` Горбачева и `реформы` Ельцина были направлены на то, чтобы способствовать более активному влиянию населения на политическую жизнь и государственное управление. Путин же в основном занимался возведением новых барьеров между государством и обществом, хотя, нужно признать, делал это в основном с помощью иных методов, нежели тех которыми пользовались в СССР. Советская власть препятствовала оппозиционной деятельности или подавляла ее довольно примитивными методами. В путинской России, напротив, эффекты от подобной деятельности умело нейтрализуются с помощью изощренного ограничения общественного радиуса действия и умелой эскалации противоречий внутри политической оппозиции, журналистского сообщества и критически настроенных неправительственных организаций. При этом стратегия официальной легитимации этих манипуляций варьируются от ее открытой привязки к автократическим традициям в политической культуре России (новая `Византия`), с одной стороны, до упорного настаивания на праве русских иметь свою собственную, `российскую` форму демократии, которая функционирует иначе, нежели `западная`, с другой.
Яркое выражение последних стремлений - это концепция `суверенной демократии`, введенная подручным Путина, Владиславом Сурковым. `Суверенная демократия` имплицирует якобы необходимую защиту политической системы России от негативных заграничных влияний с помощью управления `сверху` внутрироссийской политической конкуренцией. Таким образом, данный термин напоминает скорее такие конструкции, как `советская` или `народная демократия`, используемые в советском блоке до конца восьмидесятых, нежели придаваемое ему значение особой формы полиархии.
Хотя Россию при Ельцине и при Путине объединяет то, что в отношении обеих этих фаз развития российского государства нельзя говорить о полноценном политическом плюрализме, тем не менее, оба эти периода принципиально различаются своим местом в российской истории и различным видением будущего развития страны. Ельцинская Россия характерна своим революционным контекстом и многообразием своих трансформации, т.е. синхронностью политических, экономических, государственных и культурных преобразований, а также своей более или менее прозападной ориентацией. Поэтому ее можно назвать `прото-` или `полудемократией`. Путинская Россия, напротив, носит реставрационный характер и ее определяющим признаком является растущая антизападная ориентация. Поэтому эту систему стоит классифицировать как `пара-` или даже `псевдодемократию`. Иными словами: в то время как ельцинская политическая система может рассматриваться с точки зрения демократической теории как слаборазвитая, путинская Россия кажется сбившейся с пути, если не анахронистической страной - особенно на фоне успехов демократизации других европейских членов бывшего советского блока, не в последнюю очередь исторически тесно связанной с Россией Украины.
Этот вывод еще более печален ввиду того, что Путин, в отличие от своего предшественника Ельцина или украинского коллеги Ющенко, в течении своего президентства располагал все бόльшими финансовыми средствами, которые поступали в государственную казну благодаря постоянному увеличению мировых рыночных цен на энергоносители с 2000 г. Казалось даже, что во время путинского правления существовала некая странная взаимосвязь между растущим богатством россиян и сокращением их возможностей контролировать власть. В то время как Ельцин во времена глубоких общественных кризисов, болезненных экономических реформ и низких мировых цен на энергоносители сумел сохранить или продолжить завоевания Горбачева в отношении либерализации и демократизации, Путин, во времена относительной социальной стабильности, значительного экономического роста и удивительного бюджетного профицита, ликвидировал многие из этих достижений.
На фоне частичного возврата сегодняшней России к положению дел при Советском Союзе (однопартийная система, смешение государственных и экономических структур, конфронтация с Западом и т.д.) возникает вопрос: зачем русские вообще развязали и пережили болезненный трансформационный процесс начавшийся в 1985 г.? Если ситуация сегодня возвращается в прежнюю колею: не являлись ли тогда старания восьмидесятых и страдания девяностых во многих отношениях бессмысленными?
По этим причинам поверхностное сравнение успехов и достижений в вопросах демократизации во время ельцинского и путинского исторических периодов вводит в заблуждение. Ельцинская Россия не была, разумеется, консолидированной демократией. Это было бы невозможным ввиду очевидной новизны постсоветских политических институций и на фоне количества, а также масштабов проблем в новообразовавшемся российском государстве 1991 г. Постельцинская Россия, напротив, уже проделала ряд важных трансформационных шагов, получив реальный шанс в дальнейшем преобразоваться в развитую демократию. По крайней мере, некоторые конституционно-правовые основания для этого были заложены, а экономические условия тому благоприятствовали. Несмотря на эти обстоятельства Путин не стал заниматься дальнейшим развитием российского политического плюрализма, а наоборот, ликвидировал без особой на то нужды значительные демократические достижения девяностых и даже некоторые успехи Перестройки позднего советского периода. Таким образом, Путин упустил историческую возможность для России преодолеть некоторые существенные патологии ее государственного устройства, которые уже привели к краху как царской, так и советской империй. Поэтому, можно предположить, что будущие историки - в противоположность популярным на данный момент в России и частично на Западе общим местам - будут оценивать роль Ельцина более позитивно, а
вклад Путина - более критично, нежели это происходит сегодня. Можно даже ожидать, что однажды назначение Ельциным Путина своим преемником будет считаться его главной исторической ошибкой.
Андреас Умланд