Зеркальная боль
Рассмотрев вопрос о запретительных тарифах, в 1857 году их несколько снизили. Затем, в 1868 году, произошло еще одно снижение тарифов, но и после этого таможенные пошлины на ввоз товаров в Россию оставались одними из самых высоких в мире. К примеру, пошлина на ввоз рельсов в Россию была в 4,5 раза выше, чем в Соединенных Штатах. При этом отечественные производители неуклонно повышали цену на свои рельсы и, только когда правительство в 1898 году пригрозило им передать заказы на рельсы за границу, снизили цену на 26%.
"Если бы мы имели возможность пользоваться заграничными рельсами при постройке железных дорог,- писал экономист С. Ковалевский,- то в настоящее время имели бы по крайней мере на 5% больше железных дорог. В России за 12 лет (1884-1895) было потреблено 113 млн пудов рельс, изготовленных на русских заводах. Покупка их в Англии дала бы сбережения в 92 млн руб., а если прибавить к этому только половину всех премий, выданных рельсопрокатным заводам, то переплата будет равна 100 млн руб. На эти деньги могли бы быть выстроены новые 2000 верст железных дорог по 50 000 руб. за версту, которые дали бы заработок населению".
Качество отечественной продукции оставляло желать лучшего: "На Курско-Харьково-Севастопольской железной дороге,- констатировал С. Ковалевский,- употребляются рельсы двух заводов - французского Баро и одного из южнорусских. Рельсы Баро служат по 20 лет, а рельсы русские не выдерживают и 10-летней гарантии".
О качестве изделий для крестьянства говорить и вовсе не приходилось. В 1886 году журнал "Сельский хозяин" так описывал испытание сделанной в России машины для сортировки сельхозпродукции: "При первом повороте колеса (сортировки) оно стало срываться; оказалось, что болты, которыми прикреплены к деревянному бруску подшипники, все раскачались, и гайки с них свободно свинчивались... Но это зло небольшой руки: вооружившись ключом, гвоздями, молотком, пилой и стамеской, мы скоро все наладили, предварительно утвердив станок подпорками, но сито прорвалось, и пришлось обратиться к сортировке "Фруг" (заграничной), служившей уже восемь лет".
Как писали современники, Министерство торговли и промышленности империи было завалено прошениями промышленников и фабрикантов, настаивавших на снижении пошлин на сырье, из которого они производили свой товар, и резком увеличении пошлин на иностранные изделия, аналогичные производимым ими. Многие из них удовлетворялись, однако этот ход вел лишь к стагнации защищенных от конкуренции отраслей производства.
"Зеркальные стекла считаются у нас как бы олицетворением роскоши,- писал промышленник Я. А. Новиков.- Так, зеркало в 4 аршина длины и 2,5 аршина ширины, которое с провозом в Россию стоит 338 франка, обложено пошлиною в 158 руб. золотом, или 632 франка. Русскому потребителю оно обходится, следовательно, в 970 франков, тогда как французскому только в 300, т. е. втрое дешевле...
Фабрикантов зеркальных стекол у нас, в России, всего три: один в Лифляндской и два в Рязанской губернии. Все эти господа производят на 500 000 руб. зеркальных стекол в год. Они не могут удовлетворить потребности края, и каждый год Россия выписывает из-за границы на 1 046 000 руб. зеркал. Предположим, что эти фабриканты зарабатывают 30% продажной цены своих продуктов; они, следовательно, получают ежегодно 166 000 руб. чистого барыша".
При этом, естественно, ни один из фабрикантов не был заинтересован ни в расширении производства (ведь тогда пошлины могли исчезнуть, а цены - упасть), ни в удешевлении собственной продукции (ведь отечественный производитель не привык получать прибыль с оборота). Так что ситуация оставалась неизменной многие годы.
Мало того, в отдельных случаях, получив от правительства тарифную защиту, отечественные предприниматели губили целые предприятия и отрасли. Так произошло в черноморском бассейне, где для защиты отечественного перевозчика от конкуренции правительство ввело запрет на перевозки иностранными торговыми судами грузов между российскими черноморскими портами - каботажное плавание. В результате отечественный перевозчик поднял цены на свои услуги настолько, что доставка соли из Евпатории в Одессу на расстояние 143 мили российским судном стала стоить столько же, что и доставка соли из Евпатории в Петербург на расстояние 4600 миль вокруг Европы иностранным пароходом. Правда, возить соль в столицу империи не было нужды так далеко. Так что в результате оказалось выгодным доставлять соль в Одессу из-за границы, а промысел в Евпатории влачил жалкое существование.
Из-за протекционистских мер в 1887-1888 годах на юге России случился топливный кризис. Донбасские промышленники добились введения пошлины на уголь, доставлявшийся из Италии, так что его цена выросла в несколько раз. А сами при этом не могли, да и не хотели расширять собственную добычу угля. И в итоге после распродажи запасов топлива по новой цене множество предприятий обанкротилось, а жители безлесных степных мест мерзли, болели и умирали всю зиму.
Похожая картина наблюдалась и после того, как металлурги добились очередного повышения пошлин на сталь. Цены они, понятно, тут же подняли, и судостроительные верфи и машиностроительные заводы оказались на грани и за гранью банкротства.
Контрабандный путь
В отличие от заводов и мануфактур торговцы и население за десятилетия запретительных пошлин научились ловко обходить возводимые властями препятствия. Еще Тарасенко-Отрешков в 1850-е годы отмечал странность в русской таможенной статистике. По его наблюдениям, пристрастие русских людей к чаю постоянно росло, а таможенные сборы за ввоз чая столь же неуклонно падали. Объяснением этому мог быть только столь же неуклонный рост контрабанды через западную и финляндскую границу.
Таможенные правила Великого княжества Финляндского отличались от общеимперских и потому на границе существовали таможенные посты. Но жители Финляндии прекрасно знали маршруты, по которым товар можно было доставлять в великорусские губернии, прежде всего в Петербург. Да и кроме финского и польского маршрутов существовало еще множество разнообразных способов доставки контрабанды в страну.
"Хотя,- писал Ковалевский,- в настоящее время на борьбу с контрабандой уходит более 7% таможенных доходов, но прекратить ее нет физической возможности: ухищрений, которыми пользуются для беспошлинного ввоза, нельзя и перечесть. Большинство неоплаченных товаров проходит даже через таможню в виде конфискаций и пр. (например, чтобы переслать беспошлинно партию перчаток, поступают так: левые пересылают через одну таможню, а правые через другую, а затем их выкупают, как товар, не имеющий цены)".
Тем же способом попадал в Россию товар, считавшийся самым опасным для отечественных производителей,- сахарин. Это вещество, в 300-500 раз более сладкое, чем сахар, открыли в 1878 году, и поначалу никакой отрицательной реакции сахарин у российских властей, промышленников и ученых не вызывал. Наоборот, в опубликованном в 1888 году отчете о сахарине приводились данные многочисленных медицинских исследованиях, где говорилось: "Сахарин для человека при долгом употреблении совершенно безвреден, даже в таких дозах, которые в 10-20 раз превышают обычные приемы его в качестве сладкого вещества".
Однако после того, как сахарин начали активно применять в пищевых производствах для замены сахара, в русских правящих кругах забеспокоились. Проблема заключалась в том, что сахарные производства, как правило, принадлежали крупным землевладельцам, имевшим возможность выращивать сахарную свеклу на больших площадях. А крупные землевладельцы и были правящей элитой Российской империи. Именно поэтому сахарная промышленность защищалась от иностранной конкуренции самыми высокими таможенными пошлинами. А в годы больших урожаев, дабы не упали цены, казна значительными доплатами сахарозаводчикам стимулировала вывоз сахара в Персию и Турцию, где он продавался во много раз дешевле, чем в России.
Поэтому сахарин вскоре стал восприниматься как опасность существующему государственному строю. Вот только меры борьбы с ним и все запреты на ввоз оказывались малоэффективными. Из Германии, где наладили массовое производство сахарина, его везли в Россию под видом лекарств, паковали в корсеты дам, промышлявших контрабандой, отправляли в Финляндию, где правила ввоза были не столь строги.
Изнемогавшие под напором синтетической сладости сахаропромышленники решили, что нужно бороться не с контрабандистами, а теми, кто использует сахарин. Для производителей пищевых продуктов, использующих зловредное вещество, было пролоббировано введение штрафов. Однако из-за мздоимства полиции нарушители закона отделывались взятками и легким испугом. Не помогла и кампания с участием именитых врачей, объявивших, что сахарин крайне вреден для
здоровья.
И тогда в 1909 году вопросом занялось правительство Российской империи. В его решении говорилось: "Хотя опыты, производившиеся с целью выяснения вредоносности или безвредности сахарина для человеческого организма, являются еще далеко не достаточными, нельзя, тем не менее, забывать, что сахарин, будучи в 300-500 раз слаще сахара и распространяясь в количестве нескольких тысяч пудов, вытесняет из народного потребления миллионы пудов столь необходимого для поддержания здоровья населения продукта, как сахар. Это обстоятельство, нежелательное ни в какой стране, имеет особо существенное значение в России, где, как известно, питание низших классов является вообще далеко не достаточным.
С другой стороны, сахарин, вытесняя продукт акцизного обложения - сахар, наносит немаловажный ущерб интересам казны, вследствие чего приравнение нарушений закона об искусственных сладких веществах к нарушению интересов фиска, по существу, представляется вполне справедливым. Нельзя при этом упускать из вида и того, что сахарин является почти исключительно предметом ввоза в Россию из-за границы, а при таких условиях распространение его служит поощрением иностранного производства в ущерб отечественной сахарной промышленности.
Конечно, наилучшим средством борьбы с искусственными сладкими веществами представлялось бы международное соглашение, устанавливающее общие меры надзора за их приготовлением. К сожалению, однако, такое соглашение трудно достижимо в ближайшем будущем, так как некоторые государства, воспрещая распространение сахарина в своих пределах, в то же время поощряют его производство в качестве продукта для экспорта".
В итоге было введено наказание за использование сахарина, предусматривавшее кроме значительных штрафов еще и до трех месяцев заключения. Но и это не помогало. Контрабанда сахарина, да и то не полностью, прекратилась только в 1914 году после начала войны с Германией.
И эта же война окончательно доказала пагубность системы защиты отечественного производителя. Оставшиеся совершенно без конкуренции и привыкшие жить за счет завышенной прибыли, а не оборота промышленники начали вздувать цены абсолютно на все, доведя страну до глубокого кризиса, а монархию - до краха.