Ни один народ не пережил столько страданий, как русский

Ни один народ не пережил столько страданий, как русский. На его долю никогда не доставалось даже подобия порядочного правительства.

Российские лидеры - будь то цари или наркомы - всегда вели себя в собственном отечестве как в завоеванной стране. Даже сегодня, после крушения коммунизма, жизнь россиян остается беспросветной. Не так давно я спросил видного эксперта по России, за кого из претендентов на власть в этой стране нам следует `болеть`. Он ответил: болеть не за кого - к власти рвутся лишь мошенники, бандиты или бывшие гэбэшники. В общем, все как обычно.

Единственным - пусть и явно недостаточным - утешением для русских всегда служила их литература. Варварские условия, в которых жила страна, каким-то образом породили замечательную литературную традицию и целое созвездие великих писателей. Начиная с Пушкина и кончая Солженицыным - а кроме них были еще Гоголь, Тургенев, Толстой, Гончаров, Достоевский, Чехов, Мандельштам, Бабель, Ахматова, Пастернак и многие другие - в России хватало великих писателей и поэтов.

Еще один русский писатель, о котором лично я узнал совсем недавно - Василий Гроссман (1904-64), автор романа `Жизнь и судьба`, испытавшего несомненное влияние `Войны и мира`. Впервые я услышал об этой книге примерно полгода назад от моего друга Фредерика Рафаэля (Frederic Raphael), английского писателя и сценариста, отнюдь не склонного к восторженным преувеличениям. `Это шедевр`, - сказал он, и прочтя роман, я убедился, что эта оценка абсолютно точна.

Гроссман родился в украинском городе Бердичеве, где произошло одно из первых массовых убийств евреев - еще до Бабьего Яра на окраине Киева, получившего печальную известность после массовых расстрелов еврейского населения. Он выучился на химика и работал горным инженером, но затем по зову души и призвания стал писателем. В годы второй мировой войны он был военным корреспондентом - как сейчас бы сказали `освещал боевые действия` российской армии на восточном фронте. Его репортажи для газеты `Красная Армия` [так в тексте. На самом деле `Красная Звезда` - прим. перев.] пользовались большой популярностью, но внимательнее всех их читал Сталин: он знал, что Гроссман - слишком сильная личность, чтобы превратиться в `заказного писаку`, и, как говорят, крайне подозрительно воспринимал его стремление к правде.

Подобно Исааку Бабелю, автору `Первой Конной`, еврей Гроссман был интеллигентом, любившим военную жизнь, но мало приспособленным к ней физически. Будучи корреспондентом, он, следуя этой страсти, старался вникнуть в особенности вооружения и техники, тонкости стратегии и тактики. Он писал о великой битве под Сталинградом, а затем прошел весь путь вслед за отступающей германской армией, рассказал читателям о лагерях смерти Майданеке и Треблинке, и закончил войну в Берлине. Он никогда не отступал от правды, рассказывая об ужасах и разрушениях войны, и оставил нам выдающееся произведение о самой кровавой битве 20 столетия - обороне Сталинграда, стоившей жизни 27 миллионам русских, военных и гражданских, и 4 миллионам солдат вермахта [так в тексте. Автор приводит цифры потерь во всей Великой Отечественной войне - прим. перев.].

Сталинградская битва занимает в `Жизни и судьбе` центральное место. По словам самого Гроссмана, единственной книгой, которую он читал - и даже дважды - за годы работы военным корреспондентом, была `Война и мир`. Параллели между наполеоновским и гитлеровским нашествием на Россию, между Бородинской и Сталинградской битвой очевидны. В каждой из этих войн решалась судьба Европы; в обоих сражениях потери противников - особенно русских - были беспрецедентны. И в обоих случаях русские, вопреки всему, вышли победителями.

Взять за образец `Войну и мир` нетрудно, но написать свой роман так, чтобы он не был лишь жалкой копией великого произведения Толстого, куда сложнее. Но Гроссману это удалось: `Жизнь и судьба` - один из величайших романов 20 века. В книге более 150 персонажей, представляющих практически все слои российского общества в кошмарную сталинскую эпоху; основные и второстепенные сюжетные линии искусно сплетены с детальными описаниями сражений и глубокими размышлениями о сути тоталитаризма, причинах притеснения евреев (`Антисемитизм, отмечает Гроссман, - есть выражение бездарности, неспособности победить в равноправной жизненной борьбе`), эволюции людской морали и доброты. Книга богата афористичными наблюдениями. Один из главных героев, физик-экспериментатор Виктор Штрум, считает, что `ценность науки в том счастье, которое она приносит людям`. Но он же добавляет: `Наукой должны заниматься в наше время люди великой души, пророки, святые! А науку делают деловые таланты, шахматные этюдисты`.

Подобно почти всем первоклассным произведениям художественной литературы, родившимся в советскую эпоху, книга не могла быть напечатана на родине писателя. Всесильный член Политбюро Михаил Суслов говорил, что она увидит свет лет через 200-300. История опровергла его прогноз, но сам Гроссман, скончавшийся в 1964 г. от рака желудка, увы, не дожил до публикации своей главной книги.

Как и Толстой в `Войне и мире`, Гроссман в `Жизни и судьбе` без колебаний вводит в сюжет реально исторических персонажей: на страницах романа мы встречаем Адольфа Эйхмана, Иосифа Сталина, Адольфа Гитлера, реальных немецких и русских генералов. В середине книги две главы посвящены душераздирающему, но абсолютно убедительному описанию того, что ощущают люди, которых отправляют в газовую камеру.

Лейтмотивом романа становятся две темы - война, и жизнь в условиях фашистских режимов, немецкого и советского: на наших глазах разыгрывается бесконечное противостояние между хрупкой душой отдельного человека и колоссом-Государством. Именно это противостояние определяет `жизнь и судьбу` героев Гроссмана, именно в нем заключается величие его книги.

Когда вы читаете `Жизнь и судьбу` (американское издание в переводе Роберта Чандлера (Robert Chandler) насчитывает 871 страницу), у вас на лице часто возникает горькая усмешка, но засмеяться вам не хочется ни разу. История двух смертоносных механизмов уничтожения 20 века - советского коммунизма и германского фашизма - не может не быть мрачной; однако роман заслужил право вызывать у читателя грусть. И грусть эта того же порядка, что несет в себя всякое выдающееся произведение искусства, беспощадно передающее правду жизни - включающую и все ужасы, что творит человек, и все величие, на которое он бывает способен в час испытания. `Жизнь и судьба` - не просто литературный шедевр: это очень русская книга.