Российская Информационная Сеть
25 июля, 15:50

Хитрый Путин с легкостью переиграет доверчивого Буша

Хитрый Путин с легкостью переиграет доверчивого Буша Во времена холодной войны ничто не могло вызвать в дипломатических кругах такого ажиотажа и нервозности, как очередная американо-советская встреча в верхах.

Но и сегодня, когда холодная война вроде бы закончилась и, соответственно, изменилась и геополитическая ситуация, эта нервозность никуда не ушла. В Соединенных Штатах этому находят свое объяснение. Во-первых, американские дипломаты и чиновники научились видеть свою страну такой, какой она выглядит со стороны. Но президенты США считают себя воплощением американских ценностей, и им иногда трудно понять, почему эти ценности не всегда разделяют другие страны.

Во-вторых, американские президенты - прежде всего политики, притом политики самоуверенные. Профессионал, не говоря уже о чиновнике, хочет, чтобы все было заранее продумано и подготовлено. Политику же необходимо движение вперед. Профессионал думает, что он понимает какую-нибудь страну, в то время как политик уверен, что он понимает ее народ. Для профессионала очевидно, что его президент ведет переговоры с российской системой, а не просто с главой российского государства, и его президент уверен, что историю творит народ. Отсюда вывод: встречи на высшем уровне способны загнать президентов в ловушку, затормозить нормальный политический процесс и нанести ущерб национальным интересам.

Однако это объяснение справедливо лишь отчасти. Во-первых, потому что дилетанты есть везде, не только в Америке. В Великобритании, например, непрофессионализм в вопросах внешней политики был не таким уж редким явлением в период между двумя мировыми войнами, что нанесло огромный ущерб международному имиджу страны и ее интересам. Во-вторых, далеко не все американские президенты ведут себя как дилетанты, но и далеко не все представители их администраций способны мыслить стратегически. Трумэн и Эйзенхауэр ловушки умело обходили. Никсон и его гениальный советник Генри Киссинджер постоянно боролись с бюрократической машиной Госдепартамента, и к отношениям с СССР (и, кстати, с Китаем тоже) подходили как истинные профессионалы, что принесло стране серьезные стратегические дивиденды, когда она терпела первое в своей истории военное поражение. Блистательных успехов в борьбе с `благоразумием чиновников` добился президент Рейган.

Чиновничье благоразумие было не чуждо Джорджу Бушу-старшему, но он помимо всего прочего придавал огромное значение межличностной дипломатии, и именно ему принадлежит огромная заслуга в том, что холодная война завершилась так мягко и безболезненно, а разделению Европы был положен конец. И хотя выступление Буша перед депутатами Верхов-ной Рады Украинской ССР (1 августа 1991 года) чуть не разрушило отношения между США и независимой Украиной еще до того, как они, собственно, зародились, его опасения по поводу распада Советского Союза только укрепились именно благодаря ближайшим советникам-профессионалам.

И тем не менее миф об опасностях `дипломатии в верхах`, как и любой другой миф, во многом обоснован. Если говорить о Восточной Европе, то первое, что приходит на ум в связи с этими опасениями, - слово `Ялта`. Во время венской встречи президент Кеннеди произвел на Хрущева такое впечатление, что тот посчитал, что может безнаказанно возводить Берлинскую стену и размещать ракетные установки на Кубе. Даже Рейгана, этого президента-Рэмбо, Горбачеву удалось заманить на внеплановый саммит в Рейкьявике, где он чуть было не подписал договор о всеобщем ядерном разоружении, чем сильно напугал своего госсекретаря.

Отношения Джорджа Буша-младшего с Путиным возродили миф, а вернее сказать страх по поводу того, что хитрый российский президент с легкостью переиграет своего доверчивого американского коллегу. Что касается Украины, то в ней снова проснулись опасения, что американские президенты не смогут устоять перед соблазном решать свои проблемы за ее счет. Когда Буш в 2001 году назвал Путина `честным и заслуживающим доверия человеком` и, как он сказал, `заглянул ему в душу`, он заставил изрядно поволноваться не только украинцев, но и собственное правительство, и добрую половину мирового сообщества. Но когда он повторил почти то же самое во время встречи в Кеннебанкпорте шесть лет спустя, этого почти никто не заметил. Интересно почему? Да потому что, когда речь зашла о принципиальных разногласиях между Кремлем и Вашингтоном, а именно о расширении НАТО, о взаимоотношениях НАТО и США с Украиной и Грузией, о системе противоракетной обороны и о связи между ратификацией Договора об обычных вооруженных силах в Европе и выполнением Россией своих обязательств, взятых во время стамбульского саммита ОБСЕ, Буш ни в чем не уступил, ибо трудно проиграть тому, кто отказывается делать ход.

Тайная вечеря

Так называемый лобстер-саммит был необходим, хотя, как мы теперь видим, он ничего не решил. Эта встреча могла бы стать полезной по трем причинам. Во-первых, оба президента вскоре должны уйти со своих постов, хотя еще не факт, что Путин действительно уйдет. Но в нашем случае это не так уж важно. По сути, это была их последняя возможность серьезно поговорить о двусторонних отношениях. Во-вторых, эти отношения далеки от нормальных, и пока нет причин ожидать какого-либо улучшения. Но в любом случае нельзя допустить, чтобы ситуация вышла из-под контроля. Обеим сторонам нужно убедиться, что дипломатия работает без перебоев, как бы ни ссорились между собой политики и ни возмущался народ.

В-третьих, Америке и России просто необходимо поддерживать отношения, хотят они того или нет. Хотя с приходом Путина к власти влияние России возросло, а США, наоборот, ослабело, Кремль хорошо понимает, что Соединенные Штаты остаются единственной страной, мощь и интересы которой ощущаются в любом уголке земного шара. Несмотря на то, что у США значительно больше проблем, чем у России, почти все эти проблемы небезразличны и самой России: это Иран, Сирия, `Хезболла`, Афганистан, Китай, расширение НАТО и, конечно же, безопасность и поставки энергоносителей. Американо-российские отношения уже давно не являются основой мировой политики, но именно они определяют предел политических возможностей стран бывшего СССР, Черноморского и Каспийского регионов, а также союзников НАТО. За этими отношениями стоит долгая история, и, несмотря на все трения и существующие проблемы, эти отношения базируются на богатом опыте, и хорошем, и плохом, чего не скажешь, например, о Китае, который и Россия, и США считают слишком загадочным и непредсказуемым. Разумеется, это также не относится к странам, которые больше пугают Соединенные Штаты, чем реально им угрожают. Речь идет об Иране и фанатиках-мусульманах, и здесь говорить о каких-либо отношениях вообще не приходится. Когда Россия и Америка сотрудничают, проблемы как бы уходят, но там, где они соперничают, эти проблемы, наоборот, становятся почти неразрешимыми.

Несмотря на все это, есть две причины считать саммит чистой формальностью. Первая и самая очевидная состоит в том, что никто от этой встречи ничего особенного и не ожидал. Но это совсем не значит, что в повестке дня не было никаких важных вопросов или инициатив для обсуждения. Путин хочет помешать Бушу развернуть в Европе американскую систему противоракетной обороны и делает для этого все возможное, пользуясь то кнутом, то пряником. Он угрожает Штатам перенаправить на них российские ракеты и выйти из `Договора о ядерных вооружениях средней дальности`. Но помахав кнутом, тут же посулил пряник в виде предложения о совместном использовании Габалинской РЛС в Азербайджане. На `саммите с лобстерами` российский президент пошел еще дальше, выдвинув инициативу об организации региональной системы обороны под эгидой Совета Россия-НАТО.

Дабы Америка не забывала о том, чем она рискует, путинский `ястреб` Сергей Иванов угрожает разместить на территории Калининградской области оперативно-тактические ракеты `Искандер` в случае, если эти `исторические и прогрессивные` предложения будут отвергнуты. Президент России прекрасно понимает, что такие инициативы и угрозы, которые, кстати сказать, явились полной неожиданностью для всех стран НАТО, никак не смогут заставить Буша пойти на попятную и свернуть программу противоракетной обороны. Но если Путину удастся провести через Совет Россия-НАТО решение, которое на определенное время заморозит эту программу, то у следующего президента США, если это будет представитель Демократической партии, появятся технические и политические возможности для того, чтобы американская ПРО в Европе не появилась. А учитывая, что решить проблему так, как предложил Путин, невозможно в принципе, да еще и с помощью оскорбленного НАТО (а это нельзя воспринимать иначе как оскорбление), то контролируемый демократами Конгресс может попытаться урезать финансирование программы еще до того, как на смену Бушу придет президент-демократ. Будут ли приняты во внимание аргументы технического характера вроде характеристик РЛС или баллистических ракет-перехватчиков? Вполне возможно, что так, но все равно будущее этой программы уже выглядит не таким безоблачным, каким оно казалось всего несколько недель назад.

Со своей стороны Буш стремится заручиться поддержкой Путина в вопросе о санкциях против Ирана, и санкциях реальных, а не фиктивных. При этом он явно делает ставку на так называемое `Соглашение о мирном ядерном реакторе 123` [имеется в виду Раздел 123 Закона США о ядерной энергетике, согласно которому сотрудничество в области ядерной энергетики с любой из стран может начаться только после подписания соответствующего межправительственного договора]. И этот вопрос отнюдь не маловажный, учитывая то, что Россия поставила перед собой цель повысить свою долю на этом прибыльном рынке до 25 процентов. Но если она не будет соответствовать американским стандартам безопасности в этой сфере, что на практике означает сотрудничество с фирмами США, то доступ на большинство из этих рынков будет для нее закрыт. Обсуждались ли условия такого сотрудничества, неизвестно. Но Путин вполне может ужесточить свою позицию по Ирану, когда он по-настоящему испугается темпов продвижения программы, а еще больше того, к чему все это может в конце концов привести. Однако, несмотря на всю свою показную решимость, Путин имеет гораздо меньше маневра для принятия решения по Ирану, чем полагают его американские собеседники.

Отсюда следует еще один, менее приятный вывод о том, почему этот саммит оказался бесполезным. Дело в том, что ни одна из сторон до конца не понимает динамики этих двусторонних отношений. И пока ситуация не изменится, любая встреча в верхах будет бесполезной.

Дефицит внимания

США придерживаются определенной политики в вопросах, касающихся России, но у них нет политики в отношении самой России.

Во-первых, потому, что у США и без России хватает острых, масштабных и угрожающих для их безопасности проблем. Война с терроризмом, которая уже превратилась в затяжное позиционное противостояние, приобретает все более жесткие и острые формы, но врагом в ней является не Россия, хотя она, безусловно, и представляет собой определенную проблему. Непримиримые враги вроде ваххабитов и мусульман-фанатиков представляют и будут представлять угрозу для всей западной цивилизации. Это проблема очень масштабная, потому что она не ограничена рамками какого-то конкретного государства и потому что у идеологов из администрации Буша нет четкого представления о том, кого считать врагом, а кого нет, что фактически лишило Америку определенного числа симпатизирующих. И наконец, это проблемы действительно серьезные, если не сказать угрожающие, ибо любой человек, привыкший смотреть правде в глаза, прекрасно понимает, что это правительство справиться с ними просто не в состоянии. После трагических событий 11 сентября вряд ли в России, не говоря уже о Европе, нашлось много людей, которые ожидали, что это в итоге приведет к падению США как супердержавы.

Меня, во всяком случае, среди этих `провидцев` не было. Но что я действительно предвидел, так это то, что `война с терроризмом` может стать своего рода `катарактой`, не позволяющей замечать другие проблемы, а политики могут забыть о том, что `у супердержавы круг интересов не может ограничиваться только одним каким-то регионом или проблемой`. И хотя Соединенные Штаты не утратили своего интереса ко всему, что происходит на постсоветском пространстве, здесь явно ощущается то, что мы называем `синдромом дефицита внимания`. К примеру, США вновь стали рассматривать энергетическую безопасность как один из приоритетов своей политики национальной безопасности. На самом верху за вопросы, касающиеся Черноморско-Каспийского региона и его энергетического потенциала, отвечает чиновник в статусе всего лишь заместителя госсекретаря, в то время как в России этим занимается лично президент Путин.

Вторая причина, почему у США отсутствует четкая политика относительно России, состоит в том, что у немногих тамошних чиновников есть время и желание объективно разобраться в том, куда Россия идет и зачем. Однако факты есть факты, и с ними не поспоришь. Во-первых, российско-американское `партнерство`, на отсутствие прогресса в котором так любят жаловаться США, зарождалось еще в те времена, когда Россия была дезорганизована и слаба. Теперь же, когда Россия окрепла и стала чувствовать себя гораздо увереннее, к этой модели партнерства она уже не вернется. Более того, она больше не стремится к объединению с Западом, а ее внутренняя политика уже не является законным поводом для дискуссии, как это частенько бывало раньше. Критика Америки по поводу `отхода России от демократии` в то время, когда эта страна снова встает на ноги, когда доходы казны растут, а пенсии регулярно выплачиваются, только убеждает простых людей в том, что США предпочли бы видеть Россию слабой, а не сильной. Кроме того, это подрывает доверие к Америке и Западу, и именно там, где оно нужнее всего, а именно при обсуждении, а если потребуется, и противодействии российской внешней политике относительно ее соседей, энергетической безопасности и контролю над вооружениями. И наконец, Кремль будет использовать очевидные промахи США и их политику двойных стандартов для того, чтобы укрепить доверие к себе своего народа, а может быть, даже вызвать волну народного гнева. Все это происходит потому, что, несмотря на потрясающие успехи, российская экономика все еще ориентирована на экспорт сырья, в то время как остальной мир уже вошел в постиндустриальную эпоху. Еще больше осложняют ситуацию слабость ее государственных институтов и демографические проблемы, которые в Кремле не видят или не хотят видеть.

Эпоха Буша и его команды подходит к концу, и они уже не смогут формировать политический курс страны, которая находится в ожидании смены караула в Белом доме. Даже если бы сегодня мы знали наверняка, что следующим президентом США станет демократ, то это не только не дало бы ответы на наши вопросы, но и породило бы новые. Сможет ли он (или она) трезво и объективно оценить произошедшее за последние восемь лет, провести системный анализ национальных приоритетов и интересов и выработать четкий план по совмещению желаемого и действительного? А может быть, новый президент, как некоторые из его предшественников, будет путать демагогию с политикой, а форму с содержанием или пытаться изменить то, что изменить невозможно? Если американцы побегут из Ирака, который уже стал для них чем-то вроде второго Вьетнама, вспомнит ли новая администрация уроки Вьетнама первого, когда их уход нанес стране не меньше, если не больше вреда, чем за время их пребывания там? И если новый президент все-таки вспомнит об этом уроке, то хотелось бы узнать: а сколько времени у него в таком случае останется на Россию?

Россия: от плохого к худшему

Россия придерживается определенной политики и методики ведения дел с США в частности и Западом в целом. Что же касается наличия стратегии, не говоря о стратегии нормальной и эффективной, то здесь возникают большие сомнения.

Российская методика выстраивания отношений с Соединенными Штатами, как, впрочем, и со всем остальным миром, стала практически полностью деидеологизированной и исключительно прагматичной. России не важно, с кем сотрудничать - с либеральной страной, авторитарным режимом или деспотией, лишь бы это способствовало продвижению ее национальных интересов. Другими словами, здесь мы имеем классический пример так называемой реальной политики (Realpolitik), которая была характерна для периода между окончанием Второй мировой войны и началом холодной войны и которая основывалась на балансе сил, привилегированном положении великих держав, `зонах влияния` и геополитике.

Благодаря такой политике Россия укрепила свое влияние, но потеряла друзей, причем как на Западе, так и на постсоветском пространстве. Для США опора на нацию, государство и силу имеет гораздо большее значение, чем для Европейского Союза, который, по крайней мере на словах, пытается выйти за рамки терминов, ставших определяющими для современного мира. Многие американские демократы в своей приверженности ценностям постмодернизма и `мягкой политике` гораздо ближе к своим союзникам в Европе, нежели к оппонентам из Республиканской партии у себя дома. Теперь вопрос: пойдет ли такая `реальная политика` России во вред или же она послужит ее процветанию?

На тактическом уровне российская политика почти ничем не отличается от ленинской: то есть это политика манипуляций, политика, основанная на глубоком знании, политика, использующая даже малейшие разногласия в стане противника, и политика, базирующаяся на постулате о том, что `тайный союзник` в лагере врага гораздо полезнее `явного союзника` из собственного лагеря. Но на стратегическом уровне российская политика не идет дальше геоэкономики, что подразумевает использование экономических рычагов для достижения политических, а также финансовых результатов. Сегодня такие рычаги у нее есть, и они находятся в руках людей, которые берут власть для того, чтобы ею пользоваться.

Но может ли стратегическая политика заменить стратегию как таковую? Для того чтобы иметь стратегию, нужно сначала поставить себе цели. Сегодня список российских притязаний вполне очевиден: это признание ведущей роли России на постсоветском пространстве, `финляндизация` энергетического рынка Европы и международное `равенство`, т.е. де-факто и де-юре место на самом верху международной табели о рангах, на которое до сих мог претендовать исключительно Запад. Однако, как и в советскую эпоху, России нужно прежде задать себе вопрос, будет ли достижение какой-то одной из этих целей способствовать или, наоборот, мешать достижению другой цели. И, как и в советские времена, России следует спросить себя, оправдывает ли цель средства.

Тогда средства были военными. Сегодня они экономические. И эти экономические возможности России выглядят сейчас тем более впечатляющими. Ведь Запад совсем не ожидал, что ему придется иметь с ними дело. Но если дефицит энергоресурсов станет реальностью уже завтра, будут ли эти возможности такими же впечатляющими без сотрудничества с Западом? И кто даст гарантию, что Россия обеспечит такое сотрудничество, не принимая западных стандартов и не соглашаясь на его условия?

Кто в России сейчас способен ответить на эти вопросы? Или, вернее, кто уполномочен на них отвечать? Когда борьба за место наследника Путина начинает набирать обороты, эти вопросы все больше выходят на передний план. Как предупреждают российские эксперты, `борьба за трон` будет исключительно жесткой, а заложником ее окажется вся политическая система страны; всегда будет соблазн использовать в этой борьбе `международный фактор`, и Россия должна быть готова вести себя политически так, как сочтет нужным. И кажется, они знают, о чем говорят. В предкризисный период перестройки Горбачев, как-то выступая на пленуме ЦК КПСС, напомнил, что `вопрос о власти` - это `фундаментальный вопрос для любого коммуниста`. Это же справедливо и в отношении современной России. Сейчас не время для политики, не говоря уже о налаживании отношений.

nbsp;RIN 2000-