Двойная иллюзия России: ощущение "холодной войны" и ненависть Запада

Дело Литвиненко придает человеческое измерение тому, что нам на Западе кажется самым тревожным в современной России.

Оно создает такое впечатление, что темные силы российского государства безнаказанно уничтожают врагов в стране и за рубежом. Прибавьте к этому сюрреалистическое заявление Андрея Лугового о том, что к убийству причастна MI6, и использование Россией `энергетического оружия` для запугивания соседей, и покажется, будто `холодная война` никогда не кончалась.

Восприятие россиянами окончания `холодной войны` может послужить хорошей отправной точкой для понимания того, почему Россия Владимира Путина играет мускулами. В Москве популярны два объяснения. Либералы заявляют, что российский народ добровольно отказался от своей деспотичной некомпетентной системы, но потом вмешался Запад, потребовав по праву победителя большие куски территории бывшего СССР. Однако консерваторы признают, что СССР проиграл `холодную войну` из-за `удара в спину`, нанесенного Михаилом Горбачевым, но хотят все переиграть, на этот раз - с баснословными доходами, которые приносит России ее нефтяное богатство.

На этих двух объяснениях окончания `холодной войны` созданы две влиятельные доктрины - `либеральной империи` Анатолия Чубайса и `суверенной демократии` Владислава Суркова - образующие идеологическую основу российской внешней политики. Чубайс, архитектор победы Бориса Ельцина на президентских выборах 1996 г., возглавляет электроэнергетическую монополию РАО `ЕЭС`; Сурков - заместитель главы администрации президента. Поражает сходство между концепциями ведущего представителя `либеральной` России и главного политического менеджера Кремля.

Очевидно, что свою теорию `либеральной империи`, впервые озвученную в 2003 г., Чубайс разработал под влиянием дебатов в Вашингтоне о вторжении в Афганистан и Ирак. Чубайс заявил, что в 1991 г. `перестала существовать величайшая империя всех времен`. Теперь Россия должна из фрагментов бывшего Советского Союза создать собственную `либеральную империю`.

Уважая `нерушимость границ и территориальную целостность` соседей, Россия должна осуществлять миссию по продвижению своей культуры и защите русского населения в `ближнем зарубежье`, обретать господствующую позицию в торговле и бизнесе этих странах и гарантировать им `свободу и демократию`. Лишь посредством `либеральной империи`, говорил Чубайс, `Россия может занять свое естественное место в одном ряду с Соединенными Штатами, Европейским Союзом и Японией, место, предназначенное ей историей`.

Фразу `суверенная демократия` Сурков впервые произнес в 2005 г. Под демократией он подразумевает не западную демократию с ее `искусственной системой сдерживания противовесов`, а, скорее, `независимость`, в особенности, от Америки. Сурков так объясняет претензию России на суверенность: `Пятьсот лет страна была современным государством, она делала историю, а не история делала ее`. Оказывается, что одни государства более суверенны, чем другие: `Мы очень отличаемся, - говорит Сурков, - от словаков, прибалтов и даже украинцев - у них не было государственности`.

Сурков и Чубайс приходят к одному и тому же выводу. Россия - одна из естественных `великих держав`. Величие определяется суверенитетом. Суверенитет дается историей, географией и волей к власти. Одним государствам суждено быть суверенными, другим - подчиненными.

Новая российская идеология величия подпитывается несколькими источниками. Один из них - это, разумеется, непризнание того, что `холодная война` закончилась поражением России. Возможно, это было идеологическое поражение, но геополитика выше идеологии. Второй - ощущение того, что `Запад нас не любит`. Горбачев надеялся `присоединиться к Западу`, но был отвергнут, поэтому Россия должна следовать своей особой евразийской судьбе. Третий - осознание потенциала России как `энергетической сверхдержавы`, способной стравить Европу с Китаем. Кроме того, Россия способствовала укреплению на Западе мнения о том, что национальные государства обречены и неизбежно будут поглощены глобальной империей, возглавляемой США, или региональными империями.

Однако с доктриной Чубайса-Суркова связан ряд серьезных проблем. Претензии России на роль защитника прав и интересов русских в бывшем Советском Союзе несовместимы с уважением к нерушимости границ ее соседей. Как и неявно выраженная угроза лишить США обретенных ими позиций на Кавказе и в Центральной Азии, они несут в семена опасного конфликта. Это наиболее очевидно в свете военной доктрины Путина, согласно которой все воздушное пространство бывшего СССР может быть подвергнуто `превентивной` атаке России.

Россия также не производит впечатления убедительного гаранта `свободы и демократии` в своем ближнем зарубежье. Сегодня она не только не является либеральной или демократической, но и не способна стереть воспоминания о самодержавном, а затем тоталитарном правлении землями, на которые она претендует вновь. Наконец, концепции `либеральной империи` и `суверенной демократии` конфликтуют с демонстративной приверженностью России Уставу ООН, основанному на идее равного суверенитета.

Стараясь внешне адаптироваться к реальности, россияне в своих представлениях о восстановлении национальной гордости не могут выбраться из колеи царистского и советского стратегического мышления. Российские лидеры пока еще не могут представить себе действительно иное будущее - или, по крайней мере, научиться говорить о нем словами, которые звучат не как эхо из прошлого. О России можно сказать то, что Дин Ачесон (Dean Acheson) сказал в 1961 г. о Британии: `Она потеряла империю, но еще не обрела новую роль`. Момент истины ей только предстоит.