В Португалии стали чаще вспоминать диктатуру

В Португалии стали чаще вспоминать "диктатора" Салазара.

За всю историю Евросоюза ни одна страна-участница ЕС не оказывалась в столь глубоком финансовом кризисе, как Португалия. Причем бюджетно-долговая бездна, в которой она оказалась, фактически исключает ее участие в формировании альтернативного еврозоне интеграционного блока в рамках Сообщества португалоязычных государств. Идею такой экономико-политической интеграции португалоязычных стран и территорий предложил еще 45 лет тому назад Антониу ди Оливейра Салазар, премьер-министр Португалии в 1932-1968 гг.

Он предупреждал об опасностях быстрого создания единой финансово-экономической системы в рамках ЕС и оставил Португалию вне этого процесса. Тогда Евросоюз и США сделали всё возможное, чтобы этот проект Салазара не состоялся. Cегодня о нем вспоминают всё чаще.

Многие эксперты полагают, что провозглашение зоны евро в рекордно короткие сроки без учета национальной финансово-экономической специфики, в том числе отраслевой, разных государств, отмена их валют не может не приводить к таким кризисам, как в Греции, Ирландии, Португалии. Тем более что региональные социально-экономические диспропорции в Европе существовали всегда, а их игнорирование "во имя евро" только усугубляет ситуацию. Срочная кредитная помощь в таких условиях, по оценкам Международной организации кредиторов, лишь продлевает финансовую, а, значит, и экономическую недееспособность (если не агонию) всё большего числа еврогосударств. Их долговременная социально-экономическая политика уже нацелена на выплаты по внешним кредитам и кредитным процентам. Иными словами, получается классический вариант небезызвестной "шоковой терапии", почти исключающей развитие производственных отраслей и экспортного потенциала.

Лиссабон получит от ЕС и МВФ трехлетний заём на общую сумму в 78 млрд. евро. Получение траншей будет сопровождаться резким урезанием бюджетных капиталовложений и других расходов, отменой экспортных пошлин, ростом цен и тарифов, распродажей предприятий госсектора и т.п. антикризисными мерами. Но вот вопрос: выдержит ли португальское общество такую нагрузку?

В случае с Португалией важно и то, что ее провал может оставить от Сообщества португалоязычных государств одну аббревиатуру. Сообщество было создано по инициативе Португалии и Бразилии 15 лет тому назад с целью формирования общего рынка десяти стран на базе, подчеркнем, португальской валюты - эскудо, которая традиционно была привязана к британскому фунту стерлингов, наиболее стабильной и платежеспособной европейской валюте. Лиссабон стремился сохранить португалоязычную часть ЕС и после вступления в еврозону, развивая торговлю, межотраслевую кооперацию и инвестиционное сотрудничество со странами Сообщества в национальных валютах. Но давно уже дотационная португальская экономика не смогла, что называется, усидеть на двух стульях. А в ответ на обращения Лиссабона о срочной финансовой помощи к наиболее мощному государству "португальской зоны" - Бразилии ее власти заявляли, что сохранение в еврозоне Португалии потребует постоянных внешних "инъекций", в том числе бразильских. Потому одновременно с получением бразильской финансовой помощи целесообразно проработать варианты как восстановления национальных денежных институтов, включая эскудо, так и тесной координации финансовой и общеэкономической политики в рамках португалоязычного сообщества.

Сегодня все большее число экспертов в португалоязычных странах отмечают, что сбываются прогнозы Салазара относительно экономической непрочности Евросоюза, стремления его наиболее мощных членов диктовать финансово-экономическую политику другим странам объединения.

Что это приведет к развитию внутриевропейских противоречий, к ещё большей социально-экономической диспропорции в Европе. Кстати, Португалия не участвовала в ЕС до 1986 года, делая главный акцент во внешнеэкономической политике на развитии связей с португалоязычными странами. Расчеты между ними с конца 1950-х осуществлялись, в основном, в нацвалютах, их курс был привязанным друг к другу и к британскому фунту. Такова была линия Салазара по обеспечению максимально возможной экономической самостоятельность Португалии и португалоязычных стран. А в целом финансово-экономическая политика салазаровского государства была нацелена на прямую и косвенную поддержку национальных отраслей, в том числе на своих зарубежных территориях, которые в большинстве своем были дотационными.

По темпам роста ВВП, экспорта, промышленного и сельскохозяйственного производства Португалия (с учетом ее зарубежных территорий) в 60-х - середине 70-х занимала одно из первых мест в Европе.

Серьезный вклад в финансово-экономическую стабильность страны до 1999 года обеспечивала "оффшорная" колония Макао (вблизи Гонконга): колоссальные доходы от финансовых, реэкспортных операций и транзитных перевозок шли в местный бюджет и бюджет Португалии. Существенными были доходы португальской казны от реэкспорта и транзита через Восточный Тимор, острова Зеленого Мыса (ныне государство Кабо-Верде), а также через острова Сан-Томе и Принсипе, которые оставались португальскими до конца 1975 года. Схожую роль в экономике играли португальские до 1962 г. территории в Западной Индии (Гоа, Диу, Даман, Мармаган) и в западноафриканской экс-французской Дагомее (Ажуда).

"Революция гвоздик" в апреле 1974-го не только лишила Португалию большинства ее зарубежных территорий, но и резко ускорила включение страны в формируемую ЕС финансово-экономическую систему. По данным португальского историка К. Пачеко Амарала и британского аналитика Роберта Гудвина, западные державы не единожды предлагали Салазару создать оффшорные зоны на островах Мадейра, Селваженш, Зелёного мыса или Азорских островах. Он отказывался, полагая, что с помощью этих зон Запад будет экономически и политически разрушать как государство, так и Португальскую империю. Тогда западные державы стали создавать сепаратистские группировки на тех островах, более того, начали финансировать "повстанцев" на африканских территориях. С одобрения США и Великобритании Индия вытеснила Португалию со своей территории. Эти тенденции, в конечном счете, оказали решающее влияние на внутри- и внешнеэкономическую политику Португалии, даже несмотря на провозглашение в середине июля 1996 года Сообщества португалоязычных государств. И завершилось это в 2002 году включением Португалии в зону евро.

Не удивительно, что в португальских и португалоязычных СМИ в последнее время вспоминают финансово-экономическую политику Салазара, которого часто называют "Португальским де Голлем", "Рузвельтом", "Франко" и даже "Сталиным".

Подчеркивается, например, что эта политика базировалась на разносторонней поддержке национальной экономики и на стимулировании, прежде всего, национального предпринимательства. Приоритет имели базовые отрасли - цветная металлургия, судостроение, сельское, лесное хозяйство, текстильная и пищевая, в том числе рыбная, промышленность. Доходы направлялись в другие отрасли и на поддержку предпринимательства. При этом государство жёстко регулировало курс нацвалюты, предупреждая тем самым нехватку капиталовложений, отдельных товаров и минимизируя последствия международных финансово-экономических кризисов. Национальным частным банкам было выгодно делать вложения в производственную экономику. В результате Португалия уже к 1941 году расплатилась с внешними долгами за 1930-е годы, а в конце 30-х - начале 50-х стала одним из европейских лидеров по темпам развития производственных отраслей, роста экспорта и по платежно-покупательной способности своей валюты.

Внутри- и внешнеполитическая линия Салазара получила и юридическую основу. Он разработал и в рамках новой Конституции 1933 года в том же году ввёл в действие государственную концепцию "Новое государство" ("Estado Novo"), основанную на доктрине государственно-национального корпоративизма. Ее основная задача - поддержание национальной социально-экономической и военно-политической стабильности государства и общества. А суть доктрины в том, что базисными ячейками общества являются социальные группы, а не массы в целом и отдельные личности. В этой связи небезынтересны главные постулаты Салазара:

"Если демократия означает равнение лишь на низы и отказ от признания неравенства людей; если она пребывает в убеждении, что власть исходит лишь от масс, что править - это дело масс, а не компетентной элиты, то я рассматриваю такую демократию как ширму, фикцию..."

"Мы против всего того, что ослабляет, разделяет, распускает семью, против силы в качестве источника права. Наша позиция является антипарламентской, антидемократической, антилиберальной, и на её основе мы хотим построить корпоративное государство..."

"Семья является "первородным ядром церковного прихода и общины, а отсюда - и нации. Она, следовательно, является по самой своей природе первым из органических элементов государства..." (см., например, Коломиец Г.Н., "Очерки новейшей истории Португалии", М., "Наука", 1965; "The New York Times" (USA), 23.07. 2007).

В СССР, поддерживавшем с конца 1950-х националистические движения в "португальской" Африке в надежде (как оказалось, тщетной) на их сугубо просоветскую политику, официально называли режим Салазара и его преемников (Томаша, Каэтану) "фашистской диктатурой". Примечательно, что в сталинский период официальных советских клише такого рода в отношении Португалии не было (см., например, первый в СССР подробный справочник "Испания и Португалия", М., Госполитиздат, 1950 г.). Салазар заявлял, что "СССР сохраняет, по понятным причинам, свой блок, но по похожим причинам это делает и Португалия, хотя в более жесткой форме, чем СССР.

Без сохранения своих ареалов экономического, политического, национально-культурного, наконец, духовного присутствия и СССР, и Португалия перестанут быть самостоятельными, самодостаточными фигурами в мировой политике и экономике.

А извне делается многое, чтобы так случилось". Вероятно, такая позиция Лиссабона импонировала сталинскому СССР.

Обращает на себя внимание и позиция салазаровской Португалии в годы Второй мировой войны. Она торговала как с фашистским блоком, так и с антифашистской коалицией (кроме СССР), но в отличие от франкистской Испании отказалась направить "добровольческую" дивизию на германско-советский фронт. С 1944-го Лиссабон прекратил португальско-германскую торговлю, а в 1940-1942 гг. - отказывался помогать войскам Германии, Италии и Японии нанести удар по Британской Восточной Африке и Бельгийскому Конго (из португальских Мозамбика и Анголы). А также - по британским, китайским, голландским войскам в Восточной Азии и по Северной Австралии (из владений Португалии в Индии, с Макао и Восточного Тимора). Япония в ответ оккупировала в 1941-1942 гг. Макао и Восточный Тимор, но осенью 1945-го там был восстановлен суверенитет Португалии.

В 1941-1943 гг. в Португалии проводились сепаратные встречи эмиссаров Германии с англичанами и американцами, а в июле-августе 1943 года Лиссабон предоставил на островах Азорских, Мадейра, Селваженш базы для ВМС и ВВС Великобритании и США, которые, заметим, сих пор используются Вашингтоном и Лондоном. Вдобавок в ноябре 1942-го Португалия разрешила использовать национальное воздушное и морское пространство для переброски войск Великобритании, США и деголлевской "Сражающейся Франции" во французские Марокко и Алжир (операция "Факел"). Это стало, можно сказать, коридором для вступления Португалии в НАТО весной 1949-го, но, повторим, в Евросоюз Португалия вступила только в 1986-м (Испания на год раньше).

Мало кто знает и о далеко непроамериканской политике Лиссабона в Юго-Восточной Азии после Второй мировой войны.

Так, в 1946-м Португалия запретила использовать территорию Восточного Тимора в 15 тыс. кв. км, окруженного Голландской Индией - будущей Индонезией, войскам Голландии для транзита военных грузов и военных действий против индонезийских партизан. За что впоследствии Сукарно отказался присоединить Восточный Тимор к Индонезии. Хотя, например, западный регион острова Папуа-Новая Гвинея - Западный Ириан, более чем вчетверо превосходящий территорию Нидерландов, в 1962-1963 гг. был захвачен войсками Индонезии, Восточный Тимор оставался португальским до середины 1970-х годов. Тот же запрет в 60-70-х гг. действовал в португальском Макао в отношении участвующих в войне в Индокитае ВВС и ВМС США (как и транзита их военных грузов). В близлежащем британском Гонконге такого запрета не было (см., например, "ДРВ: справочник", М., "Мысль", 1974; "Hong Kong: annual reports 1945-1965", Lоndon, 1966).

По мнению российского эксперта Андрея Полякова, "после двух с лишним десятилетий пребывания Португалии в Евросоюзе в стране снова вошел в моду Салазар. Португальский политолог Фернанду да Кошта полагает, что "чувство неуверенности в стране очень велико: это ощущается на рабочих местах и на улицах. Люди возвращаются к недавнему прошлому, где господствовало чувство уверенности. Между свободой и безопасностью люди выбирают безопасность, потому что без безопасности свобода немного стоит". Рост интереса к Салазару, считает А. Поляков, обусловлен "разочарованием в нынешнем политическом режиме в Португалии, Евросоюзе и в мире в целом". Португальский историк Элена Матуш пишет, что "никто не может править столько лет без глубокого знания своего народа. Реакция португальцев на недавнее 120-летие со дня его рождения (в 2009 г. - А.Б.) подтверждает, что он действительно понимал португальскую душу". В этой связи, отмечает А. Поляков, на обновлённом недавно памятнике на могиле Салазара в Вимиейру золотыми буквами была выбита надпись:

"Здесь покоится человек, которому больше всего осталась должна Португалия. Он отдал Стране всего себя, не взяв для себя от Страны ничего".

Да, по-своему он был идеалистом, веря в "корпоративную модель" общественного устройства, где и богатые, и бедные, не обремененные посредничеством партий, составляют единую корпорацию-государство во главе с "Отцом нации". Так что неспроста в 2007 году А.О. Салазару, с огромным отрывом, было отдано первое место в национальном телеконкурсе "Великие португальцы".