Отрывки из сенсационной книги Валерии: Шуйский избивал и издевался над собственной женой

Шуйский совершенно неожиданно признался в любви спустя два года после знакомства.
Чувство было таким сильным, что я на какое-то время совершенно лишилась разума и воли, сама не замечая того.

На недостатки Шуйского сразу обратила внимание мама. Она говорила: человек плохо воспитан, не всегда адекватно себя ведет, у него определенно сложный характер. Но какое там: я летела на крыльях новой любви в светлые дали...

Я еще официально не развелась с Леней - просто собрала вещи и ушла.

Первый месяц с Шуйским прошел в полной эйфории.

Свадьбы тоже никакой не было. Просто стали жить вместе. Да и могла я тогда думать о каких-то бюрократических процедурах, когда алые паруса появились у моей пристани?

Это был единственный счастливый, ничем не омраченный месяц моей жизни с Шуйским за десять лет брака.

Садизм

И вот утро в Кельне. Шуйский взвился из-за пустяка. Я спросила, когда мы пойдем в магазин. Он подскакивает ко мне одним прыжком и выкрикивает прямо в лицо:

- Какая тварь!

Я даже не поняла, в чей адрес оскорбление. Совершенно оторопела.

И все. После этого Шуйский перестал со мной разговаривать. Такая вот немотивированная вспышка. Я ничего не понимала.

Поведение Шуйского не укладывалось ни в какую логику.

Я впервые столкнулась с абсурдом садизма и насилия. Я не понимала, что происходит.

Мы проехали через Францию, Бельгию, Люксембург. Места сказочной красоты! Останавливались в маленьких гостиницах. Некоторые отели размещались прямо в старинных замках...

Все это время Шуйский со мной - ни слова.

Красоты Европы я наблюдала сквозь пелену слез. Три дня проплакала в машине без остановки. От унижения. Деньги все у Шуйского, документы тоже у него.

Я из вполне самостоятельной личности вмиг превратилась в абсолютно бесправное существо. В человека, связанного по рукам и ногам.

Потом немного пришла в себя. Думаю: приеду в Москву, документы свои заберу. И прости-прощай.

Не прошло и десяти лет, как я именно так поступила.

Прощение

Мы вернулись в Кельн. Не успели приехать - телефонный звонок: у Шуйского в Иркутске умер отец.

Мне стало его так жалко. Я сразу представила себе, что бы я чувствовала, если б моего отца не стало...

Бедный Шуйский! Он говорит:

- Ты меня прости за то, что я так себя вел. Ты для меня самый дорогой человек на свете. Больше никогда в жизни не буду тебя обижать!

Я его, конечно, простила.

Руку он тогда на меня еще не поднимал. Имело место просто хамское поведение. Я и предположить не могла, что женщину можно бить. Думала: это бывает в семьях алкоголиков. Но чтоб средь бела дня, цивилизованный человек, на трезвую голову...

В Москве началась обычная жизнь. Шуйский тогда страшно пил. Выдувал по бутылке виски в день.

И вот как-то собираемся мы на съемку. Он меня спрашивает:

- Помнишь, мы в Германии тебе перчаточки купили - черные такие, с бахромой? Ты не знаешь, где они?

- Саш, сама не могу найти. Все перебрала - их нигде нет.

- Как нет?! Мы же их привезли!

- Мы их забыли.

И смею напомнить о скорости, с которой мне пришлось собираться по его же милости.

Он резко разворачивается и со всего размаха бьет меня по лицу.

У меня случилось что-то вроде короткого замыкания. Даже боли я не почувствовала. Я не могла понять: за что меня ударили.

Вырасти я в другой семье, столкнись я раньше с домашним насилием, я бы лучше была готова к такой жизни. А это все я получила после Лени, который с меня пылинки сдувал. Не помню, чтоб мой первый муж, выйдя из транспорта, не подал мне руку. Или не помог надеть пальто. Все со мной: будьте добры, извините, пожалуйста... И вдруг - такой ужас!

В течение нескольких месяцев на меня выплеснулся поток "новой и интересной" информации, которую я была не в состоянии переварить.

Я ушла, в чем была. Он мне даже вещей собрать не позволил. Понятно: на его деньги все куплено! Захлопнула дверь. Подождала у дверей станции метро, пока она открылась. И стала кататься по кольцевой. В какой-то момент я уснула, потому что не выспалась.

Ездила-ездила. Проснулась и думаю: куда я сейчас пойду, к кому?

Шуйский за эти месяцы умудрился как-то аккуратненько отодвинуть всех моих друзей. Такая любовь: мне в тот момент никто, кроме моего героя, нужен не был. Решила позвонить Шуйскому и попросить, чтобы он просто отдал мои вещи. Пусть вернет хоть то, с чем я к нему пришла.

Я возвращаюсь. Захожу в подъезд. Лифт не работал, поэтому пришлось подниматься пешком.

Уже подходя к нашему этажу, я услышала, как с характерным звуком захлопнулась металлическая дверь квартиры Шуйского. На лестнице лицом к лицу я столкнулась с какой-то молодой женщиной. Я сразу поняла: она вышла от него.

Шуйский распахнул передо мной дверь:

- Заходи!

Страсть

Любовь не уходит в один миг. Иногда нужны не просто неприятность, а катастрофа, чтоб ее разрушить.

...Я все равно любила его. Шуйский мирно прохаживался по двору с бультерьером на поводке. А я молча плакала у окна: как же я больше никогда его не увижу, не услышу его голоса, не почувствую запах его одеколона?

Как же моя жизнь будет без этой любви? Разве смогу я кого-нибудь еще так сильно любить?

Я тогда достаточно часто звонила маме, но про свои отношения с Шуйским ничего ей не рассказывала. Я жалела родителей.

Каждое, если можно так выразиться, карьерное достижение тех лет, связано в моем сознании с очередным кругом ада, через который меня проводил мой благодетель.

Москва. Концертный зал "Россия". Я выхожу на сцену после первого тура конкурса "Ступень к Парнасу". Я счастлива? Мои мечты сбылись? Я думаю, как бы лучше выступить? Отнюдь. У меня тщательно замазанный гримом синяк во всю щеку. И я счастлива тем, что хотя бы один миг на сцене, в свете софитов, на глазах тысяч зрителей я в безопасности.

Я не могла себе объяснить мотивы поведения Шуйского. Но твердо понимала одно: я попала, и попала крепко.

Наверное, если б я разлюбила Шуйского, я нашла бы в себе силы раз и навсегда порвать с ним. Но чувства... Они жили, они никуда не делись. Именно они и держали меня около моего мучителя.

Деспот

Наверное, нормальный человек, читая эти строки, подумает: "исповедь мазохистки". Бытует ошибочное мнение: от домашнего насилия получают наслаждение обе стороны: и истязающая, и истязаемая. Я клянусь: нет на свете женщины, которая с нетерпением ждет, когда домой вернется муж и хорошенько ее изобьет.

Весь ужас ситуации состоит в том, что самый страшный домашний деспот иногда, поняв, что перегнул палку, устраивает своей жертве краткий, но запоминающийся медовый месяц.

Он предстает перед ней в образе мужчины ее мечты - того, в кого она некогда так сильно влюбилась, того, о ком она всегда мечтала... Он кается, просит прощения. И жертве начинает казаться: мучитель одумался, он встал на путь исправления и жизнь изменится к лучшему.

Передо мной фотографии того времени. Короткая стрижка. Холодный, отстраненный взгляд. Томные позы. Полумрак. Кожаные брюки. Темные тона. Строгий покрой.

Отстраненность... Не свойственная мне черта. Но тогда это было частично моим внутренним состоянием. Видимо, сработала защитная реакция психики: мне казалось, я наблюдаю за всем происходящим со стороны. Вот я пою со сцены и вижу себя как будто зрительскими глазами. Вот мужчина бьет женщину. Эта женщина - я. Но я как будто не чувствую боли. Я лишь сторонний наблюдатель...

Шуйский придумал для меня специфическую манеру поведения, абсолютно мне не свойственную. Я должна была изображать из себя на публике высокомерную даму. Я должна была быть вежлива, но холодна. Помню, прочитала про себя написанную в то время статью музыкального критика Троицкого: на сцену вышел пингвин. Недавно просмотрела видеозаписи тех лет. Боже, какой кошмар! Ни дать, ни взять - настоящий пингвин!

Беременность

Шел 1992 год. Я обнаружила, что жду ребенка. Думаю: что делать? У меня с молодых лет была твердая установка: абортов делать не буду. Звоню маме, сообщаю ей новость. Мама отвечает:

- Ну и хорошо. Возраст подошел. Самое время - в 25 первого ребенка родить.

В 1993 году мы поехали в Аткарск. Дело было в мае, перед самыми родами. Я - с таким огромным животом. Приехали, чтоб расписаться, оформить все документы. Официально развелась с Ярошевским. Поменяла имя. Так, вместо Перфиловой Аллы Юрьевны, на свет появилась Шуйская Валерия Юрьевна.

Беременность была удивительно легкая.

Шуйский вел себя как сущий ангел. За всю беременность побил меня всего один раз. И то - так, по мелочи. Перед самыми родами у него по незначительному поводу случилась вспышка ярости, и он огрел меня то ли по руке, то ли по ноге собачьим поводком.

Сейчас я понимаю, это был уродливый способ удерживать меня около себя.

Когда родилась Аня, старшая дочка, Шуйский взял ее на руки и опять чуть не прослезился.

Он звонил мне в роддом и говорил:

- Лера, прости меня за все муки, которые я тебе причинил. Вот увидишь, я изменюсь. Ты больше никогда ничего подобного в своей жизни не увидишь.

Я, понятное дело, опять ему поверила.

Шуйский покупает избушку на курьих ножках в Крекшине - в 22 километрах от Москвы. Без пробок туда добираться недолго. А в пробках - полтора часа: Минское шоссе.

Сию загородную "виллу" Шуйский спешно как-то приспособил к жизни. И вот я, Анька, Шуйский, собаки и домработница Валентина - в одной комнате. Помощница спит за ширмой. Я - вся в кормлениях, кефирчиках, творожках для ребенка. (Еду дочке я всегда готовила сама). Работы нет.

Так прожили почти год. Вскоре выяснилось: я снова беременна. Врач посоветовал:

- Нельзя так нагружать организм - делай аборт.

Мы заплатили за прерывание беременности. На последнем узи доктор мне показывает на экране прибора:

- У вас месяц беременности. Смотрите, сердце ребенка уже бьется!

Я сказала:

- Я не буду делать аборт.

И ушла. Деньги так и не забрала.