Наследие путинской эпохи проводит в жизнь свою идею России

В январе этого года, публикуя русский перевод статьи бывшего представителя Deutsche Bank в СССР Акселя Лебана "Новое противостояние Востока и Запада: возможен ли возврат к "холодной войне"?", мы сопроводили его - что делается нечасто - редакционным комментарием.

Он мог показаться необязательным, поскольку подчеркнутый, явно искренний и наработанный годами настрой на взаимовыгодные отношения России и Германии выделял эту статью из множества других западных публикаций. Более того, в вышеназванной статье, подготовленной для журнала "Европейское обозрение", автор позволил себе смелость намекнуть на причастность неких крупных мировых держав к убийству в 1989 году вице-президента Deutsche Bank Альфреда Херрхаузена - выдающегося экономиста, приверженца модели партнерства России и Германии на основе индустриального развития, после его гибели снятой с повестки дня. Позиция автора отличалась и его особым и также неравнодушным вниманием к развитию культурных связей Германии и России в последние годы, одним из лучших воплощений которых стало воссоздание Янтарной комнаты Екатерининского дворца в Царском Селе на средства германского газового концерна Ruhrgas.

Высказанные тогда Лебаном опасения в связи с восстановлением великодержавного стиля в российской политике, в первую очередь связанные с выступлением тогдашнего главы российского Генштаба о возможности выхода России из договора по РСМД, мы восприняли как понятную озабоченность человека, посвятившего четыре десятилетия жизни двусторонней нефтегазовой дипломатии, для которой еще в советское время любые военные конфликты с участием России были крайне чувствительны. Особо высокая оценка автором исторической роли Михаила Горбачева также представлялась нам естественной данью благодарности "разрушителю Берлинской стены". Эта благодарность сама по себе не может считаться проявлением недружественной для нашей страны позиции: в самом деле, сценарий объединения Германии в интересах русского и германского народов рассматривался еще Лаврентием Берией.

Вполне разделяя озабоченность автора газовым конфликтом между Москвой и Минском, мы обратили тогда внимание на слишком явно предвзятые для высоко информированного автора параллели между этим конфликтом и "российской кибервойной против Эстонии". Бросились в глаза и некоторые - тогда достаточно расплывчатые - спекуляции автора о желательности политического усиления одной из элитных групп в России в ущерб другой. Эти проявления авторского субъективизма представлялись нам преодолимыми трудностями, причем перспективы этого преодоления мы связывали с восстановлением идентичности германской нации, в первую очередь духовного преодоления проблем, характерных сегодня для Запада в целом.

Новая статья Акселя Лебана "Россия: конец оттепели?", опубликованная на дружественном нам ресурсе Solon www.solon-line.de спустя три недели после нападения грузинских войск на мирное население Южной Осетии (в то же время суток, как нападение Гитлера на СССР, и с тем же вероломством) возвращает нас к высказанным тогда небольшим замечаниям к логике господина Лебана. Как может догадаться читатель, вниманию которого предоставляется статья, сегодня эти замечания куда серьезнее.

Во-первых, рассуждения Лебана о двух группах в российской элите, в предыдущей публикации прочерченные лишь пунктиром, теперь применяются не более и не менее как к намеренному и чрезвычайно предвзятому политическому и личностному противопоставлению Дмитрия Медведева Владимиру Путину. Субъективизм приумножается неравнодушием автора, суть которого здесь выражена с программной ясностью: новый президент рассматривается как продолжатель линии Хрущева-Горбачева, линии "оттепели", которую автор считает наиболее благоприятной для развития двусторонних связей по принципу "взаимного переплетения" (Verflechtung).

Впрочем, автор оценивает события последнего месяца несравнимо более резко, чем министр иностранных дел Германии Франк-Вальтер Штайнмайер, который ввел в практику термин Verflechtung. Более того, в тезисах Лебана звучит недвусмысленно выраженная угроза: еще недавно предупреждая о возможности новой "холодной войны", он теперь фактически предлагает вернуться к практике экономических соглашений того времени, оговаривая их политическими условиями, затрагивающими отношения России с бывшими республиками СССР. Однако больше всего бросается в глаза даже не это, а ссылка на Кондолизу Райс как на некий неоспоримый авторитет - при том, что Кондолиза Райс является прямой и очень последовательной ученицей Збигнева Бжезинского, одного из разработчиков той модели реформы бывшего советского пространства, которая была абсолютно несовместима с взглядами Херрхаузена.

К великому сожалению, те тенденции, которые мы усмотрели в январской статье, здесь зацвели пышным цветом. И нам сложно интерпретировать этот факт иначе, чем ту позицию, которую заняла в связи с событиями на Кавказе генканцлер Ангела Меркель (см. "Уроки Цхинвала-2"). Увы, германский истэблишмент озабочен сегодня не поиском идентичности Германии, а стараниями комфортно приспособиться к сложной политической ситуации путем исполнения функции посредника американского "большого брата".

Впрочем, если генканцлер достаточно отстраненно, холодно и с видом усталой обреченности фактически воспроизвела в Сочи ранее высказанные тезисы Кондолизы Райс, то неравнодушный господин Лебан употребил все способности своей фантазии, чтобы нарисовать образ позитивного президента России, которого сковывает влияние его предшественника вкупе с приведенными им во власть "силовиками из КГБ".

Мы посчитали нужным представить читателю (в технически сокращенном виде) этот материал, ибо видим в нем знак определенной и очень серьезной тенденции. О том, из каких источников она возникает, имеет смысл поговорить отдельно. Сегодня важен сам тот факт, что достаточно влиятельные европейские экономические круги хотели бы сформировать, подобно Пигмалиону, высшую власть России по тому образу и подобию, который им удобнее. В контексте этих стараний еще один сквозной тезис Лебана - о культурном величии России, которое превыше величия географического - звучит более чем двусмысленно.

Новая статья Лебана, судя по интонации ее первых двух частей, писалась еще до событий в Южной Осетии. Набор комплиментов для Дмитрия Медведева готовился раньше, чем случился военный конфликт - что, увы, лишний раз доказывает высказанное нами предположение о том, что смену власти в России будут не только интерпретировать, но и пытаться использовать, усматривая в ней признак "удобного" качественного изменения.

Если что-то еще больше беспокоит господина Лебана, кроме "депутинизации Медведева", так это целостность Европейского Союза. Понятно, что если бы Россия 8 августа повела себя иначе - то есть никак не повела, то не было бы и спора в Брюсселе между "старой и новой Европой". Но автор даже не задается мыслью о том, что и старая Европа в этой ситуации могла повести себя иначе, и раньше Владимира Путина произнести слово "геноцид", и мобилизовать лучших своих юристов для защиты конвенции Монтре, а лучших дипломатов отправить в Польшу и Чехию - прежде, чем туда явится Кондолиза Райс. Тогда и безопасность Европы была бы сегодня обеспечена более надежно, и российским генералам не пришлось бы делать заявления, превосходящие по резкости официальную позицию главы государства.

Аксель Лебан - достаточно образованный и опытный человек, чтобы это понимать. Впрочем, его пером водит не интерпретация, а позиция, и ее столь откровенное выражение нельзя не считать ценным. Речь идет о том, что нашей стране вновь предлагается совершить сделку - отказаться от части суверенитета за "экономические преференции", "хорошее отношение" и прочие "позитивные оценки". Вполне возможно, суть подобных стараний и имел в виду Владимир Путин, напомнив недавно и врагам, и лицемерным льстецам, соглашающимся на двусмысленную роль их посредников, о том, что выбор между жизнью и колбасой русские решают в пользу жизни.

Редакция RPMonitor

Многократно посещая Россию на протяжении последних сорока лет, я вел беседы с экономическими партнерами Германии не только в официальной, но и в частной обстановке. При этом я неоднократно задавал им вопрос: "Какой вы видите вашу страну в идеале?" И всякий раз, вне зависимости от политической ситуации, ответ был одним и тем же: "Наша страна должна быть большой и сильной". Речь шла как о географии, так и об экономической и военной мощи, носителем которой должно быть государство, сообщающее эту мощь через свои рычаги как подчиненным, так и соседним государствам.

Сегодняшний государственный гимн России сохраняет энергичную наступательную мелодию, избранную при Сталине. Мне представляется вполне естественным тот факт, что Владимир Путин, избравший именно этот гимн, снискал себе популярность и доверие в массе российского населения именно тем, что его правление ассоциируется с восстановлением масштаба и силы. В представлении большинства русских, он справился с этой задачей. Загадка состоит в том, почему при этом он решил прибегнуть к сложной и - с западной точки зрения - недемократической игре со сменой власти, хотя его повторное переизбрание было по существу безальтернативно. О его третьем сроке можно было думать не только в связи с известным и критиковавшимся на Западе ограничением свободы прессы, но и в связи, например, с возникновением молодежной организации "Наши", которая строила образ Путина-вождя. Между тем роль премьер-министра юридически не представляет оптимальной возможности для того, чтобы он остался наиболее могущественной фигурой российской политики. Используя терминологию российских политологов, хочется спросить: в чем состояло целеполагание распределения функций президента и премьер-министра между Владимиром Путиным и Дмитрием Медведевым?

Слухи о том, что Путин намеревается пойти на третий срок президентского правления, распространялись еще в начале второго срока, когда определенные изменения в политике России интерпретировались как действия, направленные на укрепление "вертикали власти" во внутренней политике наряду с усилением государственных, экономических и военных позиций во внешней политике. Укрепление "трех столпов" власти Путин успешно завершил как раз к выборам 2008 года. Еще одним камнем в основание вертикали власти стала реформа управления регионами, мало замеченная в западной прессе. В то же время был закреплен контроль государства над стратегическими сферами индустрии.

Восстановление Вооруженных сил в качестве полноценного фактора применения власти наиболее явно символизировалось крупномасштабным военным парадом 9 мая 2008 года. Этот парад также символизировал преемственность власти в области государственной политики: одновременно новому президенту Дмитрию Медведеву передавались функции Верховного Главнокомандующего.

РАЗНЫЕ СТОРОНЫ ТАНДЕМА

Еще в беседе с генканцлером Ангелой Меркель 9 марта этого года Путин дал понять, что Западу не будет проще вести дела с Медведевым, чем с ним самим. И уже в самом начале своего правления новый президент перечисляет задачи, не решенные в период правления Путина в России и в мире, а также выдвигает новые задачи. Это отметили все российские политологи. В то же время продолжался спор о том, потерпели ли поражение силы, заинтересованные в третьем сроке Путина. В этом качестве обычно назывались "силовики", ассоциируемые с именем Игоря Сечина. Сохранят ли они свои позиции в государстве и экономике? Этот вопрос остался открытым. Более того, высказывалось мнение о том, что переход Путина на должность премьера предполагает лишь большее укрепление рычагов власти в его руках. Это предположение обосновывалось доводами о том, что в структуре президентской власти лишь два человека являются "собственными креатурами" Медведева, в то время как даже глава администрации нового президента является близким другом Путина и его сослуживцем по КГБ.

Российские аналитики предоставляют много пищи для размышлений по части политических биографий и проистекающей отсюда принадлежности к политическим кланам с соответствующими прогнозами внутренних трений и политических тенденций. Однако об изменениях влияния мнения расходятся. Предполагалось, что спустя три месяца после инаугурации Медведева наступит время кадровых перемен и коррекции временных компромиссных решений, и что тут-то и начнется новая борьба, которая прояснит разделительные линии.

Это ожидание давало новую почву для спекуляций российских аналитиков на своих дачах. Менее информированные западные наблюдатели лишь резюмировали, что фактически кадровые перемены выразились пока лишь в перестановке стульев, а фактически все осталось по-старому.

Остались лишь два вопроса: для чего все же необходим "тандем", и чего нового следует ожидать?

Определенно можно сказать только, что успешная передача по наследству своего "бонуса доверия", в чем Путин преуспел, в целом может оказать влияние лишь на конструкцию тандема. Примечательно, что первым делом, с которого начал практическую работу тандем, было "приструнивание" администраций: Путин и Медведев одновременно поставили своей целью искоренение коррупции. Отсюда возникают опасения в связи с тем, что оба лидера могут в этом процессе окружить себя нимбом единственного вождя, что в России традиционно приводило к катастрофическим последствиям. Российские аналитики уже не раз отмечали, что коллективное руководство в этой стране никогда долго не удерживалось. В то же время многие авторы считают "операцию Тандем" очередной операцией прикрытия Путина в стиле и в интересах сообщества спецслужб.

В англо-американских СМИ после смены власти Медведева чаще всего изображали марионеткой Путина. В то же время их настрой на взаимопонимание воспринимался в США с озабоченностью. Напротив, в Германии возникновение тандема воспринималось в основном позитивно.

ВОЗМОЖНОСТИ "ПЕРЕФОРМАТИРОВАНИЯ"

Общим свойством аналитических публикаций о "тандеме" Путина и Медведева являются ссылки на личностные и аппаратные сведения из непрозрачного окружения, равно как и их спекулятивный характер. Если об этом судить по известным фактам и публичным высказываниям, выводы могут оказаться противоположными. С момента обнародования решения о передаче власти 10 декабря 2007 года оба лидера сделали немало программных заявлений. Хотя они выражают единство в оценках и целеполагании, они явно следуют из разного способа мышления. Путин проецирует идеи, развитые им в эпоху президентства, в отдаленное будущее: в своей речи в Госдуме в день утверждения в должности вице-президента он признал свое намерение продолжать политическую деятельность до 2020 года.

Это соответствовало ранее распространенной версии о существовании - очевидно, тайного - "плана Путина", который затем был, впрочем, опубликован в виде собрания ранее провозглашенных президентских посланий. С одной стороны, из этого вытекает, что путинское "так надо" строится не на его успехах, а напротив, на перечне недостигнутых целей. Намерение возглавить правительство можно рассматривать как желание вплотную заняться сложными проблемами, которые он ранее затрагивал только риторически.

Исходя из этого предположения, можно ожидать, что новое президентство служит цели применения новых мер - возможно, в другом персональном исполнении. Хотя до сих пор выборы в Госдуму фактически инструментализировались сверху, сам факт проведения этих выборов закрепил в общественном сознании представление о том, что их смысл состоит в неких переменах. Слово "перемены" вообще является знаковым понятием в русской и советской общественной истории. Возможно, Медведев осознает эту подспудную потребность общества и намерен ответить на нее исходя из собственного способа мышления, и достигая конкретных политических целей и мер шаг за шагом, исходя из правовых и моральных установок. До сих пор остается незамеченным то обстоятельство, что заявленная в его программной речи новая структура управления приобрела юридически выверенную форму собственного "плана Медведева", построенного от общего к частному, от первостепенного к второстепенному.

Напомним, в своей инаугурационной речи 7 мая Медведев подчеркнул, что главным источником силы нации является возможность самореализации каждого человека. Он говорил о том, что права и свободы являются высшими ценностями общества и что Россия станет одной из лучших стран в мире через улучшение условий жизни граждан - для чего, в свою очередь, необходима модернизация всей России. На первый взгляд, это представление ближе к американской государственной философии, чем традиционно русская опора Путина на приоритет государства и общества. Однако здесь идет речь не о физическом разделении властей, а скорее об идеальных условиях государственного строительства. Вопрос лишь в том, совместимо ли с этим идеалом реальное употребление власти, и в какой степени.

Как ни странно, ни в России, ни на Западе никто не пытался публично сопоставлять принципы, лежащие в основе "плана Путина" и "плана Медведева". Между тем, один видит функцию государства в удовлетворении человеческих нужд, а другой - в обеспечении такой силы государства, которая способна подчинить себе общество. Как следует из моих бесед с русскими, Путин для них отождествляется с традиционным мышлением, а Медведев - с будущим.

При всей поддержке власти со стороны национального большинства и при всей мощи построенной Путиным элиты происходящие перемены достаточно революционны. Речь идет о совершенно новом измерении конкуренции между Кремлем и правительственным Белым Домом, а не только о материальном и личном соперничестве властных возможностей. И эта конкуренция вовсе не обязательно должна приводить к переделу сфер влияния. Напротив, она может способствовать гармоническому формированию нового общества - в совместном противостоянии тем силам, которые Медведев обозначил как "российский правовой нигилизм".